Ион Деген - Война никогда не кончается (сборник) Страница 36

Лейтенант ничего не сказал. Он рывком вытащил из ящика гармошку.

Отскочил ремешок. Перламутровые кнопки басов зацепились за багетную раму. Угрожающий рык, такой неестественный в этом сверкающем великолепии, потянулся вслед за лейтенантом.

– Это моя гармошка, товарищ гвардии майор, понимаете? Моя личная собственность.

– Немедленно положите гармошку, гвардии лейтенант!

Но он уже вышел из дома и быстро зашагал, возбужденно размахивая расстегнутой гармошкой. И она временами обижено всхлипывала. А батальонные ребята с недоумением смотрели на лейтенанта и гвардии майора, семенившего коротенькими ножками в легоньких сапожках и кричавшего что-то по поводу субординации и дисциплины.

Кто-то из оружейников сказал: – Перебрал наш именинник на радостях. До фольварка было меньше километра. Лейтенант еще не решил, что он сделает с гармошкой. А замком-бата по политчасти, подбегая, чтобы далеко не отстать от лейтенанта, приказывал ему немедленно остановиться и отдать гармошку, угрожал военным трибуналом и штрафным батальоном.

Лейтенант подошел к танку и скомандовал механику-водителю заводить. Он положил гармошку под гусеницу и поманил танк на себя.

Желтые перламутровые осколки брызнули из-под машины. Один из них упал на запыленный носок маленького шеврового сапожка.

Гвардии майор круто развернулся и, провожаемый недобрыми взглядами экипажей и штрафников, ушел из фольварка.

Солнце скатывалось в листву старых груш. На серебристом льняном поле чадили, догорая, «пантеры». Фронт ушел за лес, на запад. Танкисты блаженствовали в тылу, предвкушая долгие спокойные дни формирования.

Но день был испорчен. Лейтенант так и не узнал, представил ли его генерал к званию Героя. Даже батальонный писарь ничего не мог сказать по этому поводу. Танкистов награждали стрелковые корпуса, которым придавали отдельную гвардейскую танковую бригаду.

Осенью, уже в Пруссии он получил награду за «пантеры», за ночной бой, за форсирование Немана и за многое другое.

Он почувствовал, как горячая волна накатывает на глаза, когда все, стоявшие в торжественном строю, с недоумением смотрели на него и на вручавшего ему медаль «За отвагу».

Два года назад у него на гимнастерке уже красовалась такая медаль. Потом ее забрали. В ту пору медаль была огромной наградой. Редко кого награждали во время отступления. Сейчас даже ордена раздавали куда щедрее. Обесценилась медаль. За один подбитый танк по статусу полагался орден. А тут…

Гвардии майор не насладился конфузом лейтенанта. К тому времени, получив еще один орден Красного Знамени, он был назначен не то заместителем командира отдельного тяжелотанкового полка по политической части, не то отозван для работы в Смоленском обкоме партии.

1958 г.

Урок словесности

Не смешно ли сейчас, в Израиле, отягченном таким количеством угроз существованию страны, вдруг задуматься над причиной идиотского противостояния между летчиками и танкистами во время Великой Отечественной войны? Мой личный опыт – опыт курсанта танкового училища в гарнизоне, в котором располагалось и училище авиационное. Уже после войны я выяснил, что наш гарнизон не был исключением в Красной армии. Оказывается, антагонизм между родами войск считался чуть ли не железобетонным правилом.

Пытаюсь понять, почему я должен был драться с курсантами авиационного училища? Какие претензии лично у меня имелись к этим курсантам? Чем они мне не угодили?

Как-то даже собрался проанализировать ген агрессивности и объяснить этот идиотизм. Ну не мог я, курсант, член курсантского коллектива, не принять участия в драке рядом с моими товарищами. Как бы они восприняли мое отсутствие? Правда, причина для того грандиозного избиения летчиков вроде имелась. Но причина ведь возникла на почве уже укоренившейся вражды.

Возможно, теперешними туманными рассуждениями я пытаюсь оправдать свое подленькое удовольствие от сцены, случайным наблюдателем которой привелось стать в конце лета 1944 года.

Не помню, почему три танка моего взвода оказались на опушке леса у перекрестка дорог, одна из которых – продолжение просеки – шла на запад к переднему краю и дальше уже в Восточную Пруссию. А вторая, перпендикулярная ей, с севера на юг, все еще на территории Литвы, была рокадной дорогой. Моя машина стояла почти у самого перекрестка. Помню только, что мы (редкий случай!) никуда не торопились и не было никакой опасности. До переднего края относительно далековато. Изредка доносилась только работа нашей артиллерии и далекие разрывы немецких снарядов. Наступление продолжалось. В бригаде еще оставались танки. Следовательно, бригаду не вывели на формирование. Почему же мы оказались так далеко от боя? Должна была существовать какая-то причина. Не помню.

Экипаж, пользуясь передышкой, дремал в танке. Я высунулся из командирской башенки и подставил лицо дождю.

В центре перекрестка стояла курносенькая девушка-сержант, флажками регулируя оживленное движение транспорта.

Метрах в двух от танка, у края выбравшейся из леса дороги, рядом с перекрестком возникла фигура солдата, закутанная в тяжелую промокшую плащ-палатку. Солдат оказался необычным. Под капюшоном пряталось женское лицо. Не то что пожилое, но явно старше меня. Лет двадцати – двадцати пяти. Такая неопределенность, возможно, объяснялась маской многосуточной усталости и прилипшим к лицу капюшоном. Как в таких условиях судить о внешности этой солдатки?

Регулировщица – другое дело. Хорошенькая. Насквозь промокшие гимнастерка и юбка очерчивали ладную фигуру. Маловероятно, что девушке с такой внешностью удавалось удержать оборону от наступающих тыловых офицеров. И сапоги на ней ладные, не то что кирзовые говнодавы на ногах солдатки.

Солдатка оглянулась. Лицо показалось мне знакомым. Но где я мог видеть ее? Чепуха. Не мог. Под плащ-палаткой на левом плече угадывалась винтовка. Явно не из нашей бригады. В нашей бригаде уже никого нет с винтовками. А все-таки откуда-то это лицо мне знакомо? Нет. Показалось. Мало ли похожих лиц.

Солдатка голосовала едущим на запад грузовикам, редким легковушкам и «виллисам». Никто не останавливался, чтобы подобрать какого-то неизвестного промокшего солдата.

К перекрестку с севера приблизился бесконечный хвост неторопливых подвод. В тот же момент из леса на скорости вынырнул «студебеккер», и, заскрипев тормозами, резко застыл перед самым перекрестком. В кузове на скамейках стройно разместились примерно тридцать младших лейтенантов-летчиков, в кабине, рядом с шофером – майор, тоже с летными погонами. Наверное, вез пополнение, только что окончившее училище. Но куда? Неужели так близко к передовой расположен полевой аэродром? Впрочем, наступление ведь продолжается.