Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг. - Сергей Владимирович Волков Страница 36

И я пропустил войти в дверь шляпенку, а за ним еще несколько человек, за которыми уже и протиснулся в кабинет и остановился у письменного стола перед окном и стал наблюдать.

«Историческая минута!» – мелькнуло в голове.

«Не думай – смотри!» – перебило сознание работу мысли.

И я смотрел.

С величественным спокойствием, какое может быть лишь у отмеченных судьбою сыновей жизни, смотрели частью сидящие, частью стоящее члены Временного правительства на злорадно торжествующую шляпенку, нервно оборачивающегося то к вошедшим товарищам, то к хранящим мертвенное, пренебрежительное спокойствие членам Временного правительства.

– А это что?.. – поднялся Терещенко и говорит, протянув руку, сжатую в кулаке.

«Что он говорит?» И я сделал шаг вперед.

– Сними шляпу…

Но его перебивает другой голос:

– Антонов, я вас знаю давно; не издевайтесь, вы этим только выдаете себя, свою невоспитанность! Смотрите, чтобы не пришлось пожалеть; мы не сдались, а лишь подчинились силе, и не забывайте, что ваше преступное дело еще не увенчано окончательным успехом, – обращаясь к нервно смеющемуся, говорил новый голос, который я не успел определить, кому принадлежит, так как в этот момент меня что-то шатнуло и перед глазами выросла взлохмаченная голова какого-то матроса.

– А, вот где ты, сволочь! Наконец попался! – врезалось в уши грубое, радостное удовлетворение матроса.

– Пусти руки, не давай воли рукам, что тебе надо? Я не знаю тебя! – глупо-растерянно защищался я словами, свалившись с неба на землю.

– Не знаешь? А кто меня арестовал на лестнице и отобрал револьвер?.. Отдай револьвер! – приставал матрос, действительно отпустив руки от воротника моего мирного времени офицерского пальто.

«Ого, с ним можно разговаривать!» – пронеслась мысль.

– Какой револьвер? Я тебя не знаю. Мало ли кого я забирал, так что ж, я всех помнить должен? Голова!..

– Ну, нечего там, отдай револьвер, а то…

– Что – то? Видишь, у меня моего нет. Пойди в Портретную галерею и там возьми; отстань от меня. Не мешай слушать!

– Да ты мне мой отдай. Я за него отвечать буду.

– Врешь! Кому отвечать будешь? Начальства нет теперь для вас, так нечего зря языком чесать. Смотри лучше, там на столе нет ли какого револьвера, – убеждал я его.

Но он вытащил из кармана кошелек и из него бумажку – удостоверение, что ее предъявитель, товарищ матрос такой-то, действительно получил револьвер системы Наган, за таким-то номером от Кронштадтского Военно-революционного комитета, куда по выполнении возложенной на него задачи обязан вернуть означенный револьвер. Следовали подпись и печать комитета.

– Да, ты прав, ты должен был бы его вернуть, если бы имел. Но ты его потерял в бою. Ты это и доложи, – урезонивал я его, в то же время соображая, что он или глуп как пробка, или издевается надо мной. Мне начинало надоедать, и я стал нервничать.

– Мне не поверят, скажут, что я пропил. Да чего там болтать! Раз взял чужую вещь, то должен знать, где она. Отдай револьвер! – приходя в повышенное состояние настроения, снова начал свои требования матрос, но на этот раз замахиваясь кулаком.

– Стой, подожди! – остановил я его с внутренним ужасом, что он меня сейчас ударит, а затем…

И тут, под влиянием ужаса, что меня ударят по лицу, я совершил гадость, мерзость. Я бросился к стоявшему к нам спиною члену Временного правительства.

– Послушайте, избавьте меня от этого хама. Я не могу его убить, иначе всех растерзают! – говорил я, дергая его за плечо.

Он обернулся. Бледное лицо и колко пронизывающие глаза.

– Ах, это вы давеча что-то объясняли мне! – вспомнил я. – Вот этот матрос требует, чтобы я вернул ему револьвер, который я у него отобрал вечером, во время очищения первого этажа у Эрмитажа. У меня его нет. Объясните ему, – быстро говорил я.

Старичок выслушал и принялся мягко что-то говорить матросу, который растерянно стал его слушать. Я же воспользовался этим и быстро отошел на свое старое место у письменного стола, рядом с окном, и снова стал смотреть, что творится в кабинете.

В кабинете уже было полно. Члены Временного правительства отошли большею своею частью к дальнему углу. Около адмирала вертелись матросы и рабочие и допрашивали его.

Но вот шляпенка Антонов повернулся и прошел мимо меня в нишу и, не входя в нее, крикнул в Портретную галерею:

– Товарищи, выделите из себя двадцать пять лучших вооруженных товарищей для отвода сдавшихся нам слуг капитала в надлежащее место для дальнейшего производства допроса.

Из массы стали выделяться и идти в кабинет новые представители красы и гордости Революции.

Между тем внимание вернувшейся назад шляпенки одним из членов правительства было обращено на то, что его сподвижники все отбирают, а также хозяйничают на столах, едкое замечание задело шляпенку, и он начал взывать к революционной и пролетарской порядочности и честности.

– А где же юнкера? – спросил я прижавшегося к стене за дверью одного юнкера, только сейчас замечая его.

– Часть увели в залу, а я и еще несколько здесь! Товарищи по ту сторону шкафа у стены, – ответил он.

– А что вы думаете делать? – спросил я.

– Что? Остаться с правительством; оно, если само будет цело, сумеет и нас сохранить! – ответил он.

– Ну, я под защиту правительства не пойду. Да с ним и считаться не станут. Все равно разорвут, – ответил я.

– Но что же делать? – спросил он.

– А вы смотрите на меня и действуйте так, как я буду действовать, – ответил я. И стал выжидать.

Комната уже наполнилась двадцатью пятью человеками, отобранными шляпенкой.

– Ну, выходите сюда! – крикнул шляпенка членам Временного правительства.

«Ну да хранит вас Бог!» – взглянув на них, мысленно попрощался я с ними и вышел в нишу.

В нише, прислонившись к косяку, стоял маленький человечек, типа мастерового-мещанина – недавний объект моего наблюдения.

– Послушайте, – тихо и быстро заговорил я с ним, – вот вам деньги… выведите меня и его, – я указал на юнкера, – отсюда через дворец к Зимней канавке. Вы знаете дворец? – продолжал я спрашивать его, словно он уже дал мне согласие на мое абсурдно-дикое предложение провести через огромнейший дворец, насыщенный ненавидящим нас, офицерство, революционным отбросом толпы – чернью и матроснею.

– Я что? Я так себе. Товарищ прибежал ко мне сегодня и зовет идти смотреть, как дворец берут. Он в винном погребе остался, а я непьющий, вот