Бернард Монтгомери - Мемуары фельдмаршала Страница 36

Для успешного начала и развития нашего наступления прежде всего требовалось пробить брешь в оборонительных рубежах Роммеля, а потому следовало уделить особое внимание артподготовке. Я пришел к выводу, что моему штабу необходим новый начальник артиллерии. Когда я сказал об этом одному старшему офицеру штаба ближневосточной группировки в Каире, тот ответил, что мой нынешний начальник артиллерии — милейший человек да к тому же чемпион по гольфу. Я согласился с тем, что он очень мил, но добавил, что играем мы вовсе не в гольф. И попросил прислать из Англии бригадного генерала Киркмана, которого считал лучшим артиллеристом британской армии (теперь он генерал сэр Сидни Киркман и руководит гражданской обороной в министерстве внутренних дел).

Мне также требовался первоклассный главный капеллан. После долгих поисков мы остановили свой выбор на Хьюзе, который служил главным капелланом дивизии. Я никогда не сожалел о принятом решении. Хьюз оставался со мной до конца войны. Потом он стал главным капелланом сухопутных войск, первым армейским капелланом, занявшим столь высокий пост. Сегодня он викарий в Рипоне. Он был идеальным армейским падре и стал одним из моих ближайших друзей. Он рассказывает забавные истории о нашей первой встрече. [122]

Мое административно-хозяйственное управление возглавлял бригадир Робертсон, теперь генерал сэр Брайан Робертсон, председатель комитета по транспорту Великобритании. Я хорошо его знал с той поры, когда он учился у меня в штабном колледже в Кэмберли. Он был исключительно одаренным офицером, и я никогда не беспокоился за порученный ему участок работы. Он подобрал себе компетентного помощника, подполковника Майлса Грэма, теперь генерал-майора сэра Майлса Грэма. Когда Робертсон ушел от меня, получив повышение по службе, Грэм занял его место и оставался со мной до конца войны.

Еще необходимо упомянуть Белчема. Когда я возглавил армию, он работал в оперативном отделе штаба. Блестящий офицер, он какое-то время работал в штабе бригады, потом командовал танковым полком, но в конце концов вернулся в штаб армии и до конца войны возглавлял оперативный отдел.

Наконец у меня дошли руки и до разведывательного отдела штаба армии. Я нашел там майора Королевского гвардейского драгунского полка по фамилии Уильямс (теперь бригадный генерал Э. Т. Уильямс, ректор Роудс-Хаус, Оксфорд). Он был профессором в Оксфорде и отличался блистательным умом. Как мы увидим ниже, именно разговор с ним натолкнул меня на идею, которая позволила нам одержать победу в битве при Аламейне. Тогда он не был начальником разведывательного отдела, но я твердо решил, что он им станет. Уильямс также прошел со мной всю войну.

Изучив положение с командным составом и внеся необходимые коррективы, я пришел к выводу, что собрал команду, которая без труда может решить любые поставленные перед ней задачи. Некоторые из этих людей оставались в моем штабе до конца войны, в частности де Гинган, Грэм, Хьюз, Белчем и Уильямс.

В военное время, если командующему, который добивается успеха на полях сражений, удается создать надежную команду, он просто обязан брать с собой основных ее членов при новом назначении. Вышеупомянутые пять офицеров отправились со мной в 21-ю группу армий после того, как меня перевели туда из 8-й армии. У меня не было времени, чтобы создать новую команду при подготовке высадки в Нормандии.

Зная, что нас ждет впереди, я после завершения сражения при Алам-Хальфе прикрепил к стене моего фургона три цитаты. [123]

Они оставались там во время долгого путешествия из Аламейна в Берлин и теперь по-прежнему висят на том же месте: фургон стоит рядом с моим домом в Гэмпшире. Вот они:

Молитва сэра Френсиса Дрейка, вознесенная в утро атаки на Кадис 1587 года О, Господь, когда Ты допускаешь своих слуг приниматься за большое дело, дай нам также знать, что это не начало, а продолжение прежнего, и так будет, пока не закончим мы свое дело во славу Твою. Джеймс Грэм, маркиз Монтроз 1612–1650 Тот либо слишком опасается судьбы Иль мало думает, Кто не рискует ставить все на карту — Все выиграть или проиграть. Шекспир, «Генрих V», действие IV, картина I О, Бог сражений! Закали сердца моих солдат. [124]

Глава девятая. Битва при Аламейне

23 октября — 4 ноября 1942 г.

Сражение при Алам-Хальфе помешало нашим приготовлениям к наступлению и отодвинуло его на более поздний срок. Однако и польза от него была огромная. До Алам-Хальфы в войсках уже зрело понимание, что все приказы надо исполнять, потому что там почувствовали крепкую руку командования. По той же причине наблюдался и общий подъем боевого духа. Думаю, в глубине души солдаты и офицеры понимали: если мы потерпим поражение у Алам-Хальфы, то, скорее всего, потеряем Египет. Им часто говорили, что все будет так-то и так-то, но теперь они хотели, чтобы им не только что-то пообещали, но и показали. У Алам-Хальфы им и пообещали, и показали, и после этого сражения 8-я армия поверила в то, что при новом командовании она уже никогда не потерпит поражения.

После сражения у Алам-Хальфы у нас была сложная задача. Мы стояли лицом к лицу с основными силами Роммеля между морем и впадиной Каттара на участке протяженностью примерно 45 миль. Враг укрепил свои оборонительные порядки на беспрецедентном для войны в пустыне уровне. Оборона армии Роммеля держалась, в том числе и на мощных минных полях. Открытых флангов не было. И от 8-й армии, переходящей в наступление, требовалось:

первое — пробить брешь в оборонительных порядках противника;

второе — вывести через нее на оперативный простор в тылу врага 10-й корпус с его танками и моторизированной пехотой;

третье — развить наступление и уничтожить армию Роммеля. [125]

Задача была неимоверно сложной. Как мы могли обеспечить элемент внезапности?

Казалось невозможным скрыть от врага тот факт, что мы намерены перейти в наступление. Я решил сделать упор на тактическую внезапность, постараться скрыть от противника те участки фронта, где мы нанесем главный удар, и точное время начала наступления. Это потребовало создания специального плана по введению противника в заблуждение, и ниже я расскажу о предпринятых нами мерах.

Далее, мне хотелось начать наступление в период полнолуния. Наличие у противника мощных минных полей требовало, чтобы войска видели, что они делают. Период убывающей луны меня не устраивал, поскольку я предполагал, что для прорыва обороны нам потребуется как минимум неделя изнурительных боев. Так что речь могла идти только о периоде растущей луны. Выходило, что в каждый из месяцев мы могли начать операцию лишь в узком, в несколько дней, временном диапазоне. Из-за задержки, вызванной подготовкой к отражению наступления Роммеля, в сентябре мы не успели провести подготовку, гарантирующую достижение успеха. А я считал, что неудач быть больше не должно. Солдаты и офицеры 8-й армии вели суровую жизнь. На их долю выпадало слишком мало радостей, но они с этим мирились. Им хотелось лишь одного — успеха в боевых действиях, и я дал себе слово, что на этот раз они получат его в полной мере. Народ Британии тоже жаждал успеха. Слишком долго он видел только неудачи или, в лучшем случае, частичные успехи. Но для того чтобы одержать серьезную победу требовалось время. Время, чтобы получить в достаточном количестве новое вооружение, обучить личный состав пользоваться им, провести учения, отрабатывая те маневры, которые следовало выполнять в ходе реальных боевых действий. По прибытии я обещал 8-й армии, что не начну наступления, не убедившись, что мы полностью к нему готовы. И мы не могли завершить подготовку раньше октября. Период полнолуния начинался 24 октября. Я решил начать наступление 23-го и сообщил об этом Александеру. Уайтхолл отреагировал немедленно. Александер получил указание премьер-министра начать наступление в сентябре, чтобы согласовать его с наступлениями русских и намеченной на начало ноября [126] высадкой войск союзников на западной части северного побережья Африки (операция «Факел»). Александер приехал ко мне, чтобы обсудить ответ. Я сказал, что к сентябрьскому полнолунию мы не успеем завершить подготовку и наступление захлебнется: если же мы подождем октября, я гарантировал полный успех. С моей точки зрения сентябрьское наступление было безумием. Следовало ли идти на такой шаг? Александер полностью меня поддержал, как, впрочем, и всегда, и в ответе содержались нужные мне строки. В личной беседе я сказал Александеру о своем обещании солдатам не начинать наступление раньше октября. Поэтому, если бы Уайтхолл продолжал настаивать на сентябрьском наступлении, им бы пришлось искать другого командующего. Но мои акции после Алам-Хальфы были очень высоки. О переносе наступления на сентябрь речь больше не заходила.