Андрей Калиниченко - Воздушный снайпер Страница 36

На пороге появился подполковник Голубев: недавно ему присвоили очередное воинское звание. Шум стих, встав, летчики повернулись к командиру. В вопросительных взглядах подчиненных Василий читал одно: "Когда же полетим?"

- Скучаете? - спросил он.

- Не все, товарищ командир, - ответил младший лейтенант Серов и, махнув рукой в сторону нар, добавил: - Некоторые не теряются.

- И правильно делают, - добавил Голубев. - На фронте нужно уметь и впрок отсыпаться. Кто знает, придется ли хорошо отдохнуть завтра.

- На перемены что-то не похоже, - сказал проснувшийся штурман полка капитан Дмитриев. - Тучи плывут с моря, весь залив закрыли.

- И над Нарвой погода скверная, - произнес Голубев. - А там идут жестокие бои, необходимо прикрытие с воздуха.

Поняв, зачем пришел командир, все умолкли. Ждали, кого же пошлет на задание. А подполковник не торопился называть фамилии: в случаях, когда согласно требованиям руководящих документов метеоусловия считались нелетными, он не отдавал приказа на вылет, поднимался в небо сам или ждал, найдутся ли добровольцы, чтобы определить, посильным ли будет им задание.

- Кому по душе такая погода? - задал вопрос Голубев.

Летчики зашумели, наперебой вызываясь в полет.

- Всем лететь незачем, пойдет шестерка, - успокоил подчиненных подполковник. - Ведущий капитан Дмитриев. - И, взглянув на него, закончил: - Ведомых подберите сами.

- Прекрасненько, - отозвался штурман; это было его любимое слово, и его он часто произносил, получая задание.

Дмитриев чуть подумал, назвал состав группы:

- Наше звено - полностью, а еще командир звена Шестопалов с Островским, - капитан посмотрел на командира: одобряет ли тот выбор?

- Хорошо, вылетайте, - заключил Голубев.

Через несколько минут в дверь КП ворвался гул взлетающих истребителей. Со стартовой радиостанции по телефону доложили: "Шестерка Дмитриева ушла на задание".

Самым трудным испытанием в боевой авиации были, конечно же, встречи с врагом. Но трудным бывало и ожидание тех, кто поднимался на задания. Оставаясь по какой-либо причине на земле, Голубев всегда мысленно находился с ними и, не видя обстановки, старался предугадать, что же происходит в воздухе. Разные мысли обуревали Голубева в такие минуты: как летчики вышли в район цели, какая там погода, откуда пойдут бомбардировщики, сопровождают ли их истребители, если да, то сколько тех? И о чем бы он ни говорил, что бы ни делал, всегда напряженно прислушивался к треску динамика. Молчание радио бывало добрым признаком, но только в первой половине полета. Если же время его уже подходило к концу, а донесений от истребителей не поступало, волнение командира крайне усиливалось.

Вот и сейчас Дмитриев, по расчету, должен уже возвратиться. Но его нет, молчит динамик. Из него донеслась только одна фраза Дмитриева: "Атакуем в лоб". Люди в землянке стали переговариваться вполголоса. Командир полка не отходил от окна. Зазвонил стартовый телефон. Оперативный дежурный взял трубку, и лицо его тут же посуровело.

- Товарищ подполковник, - произнес он, - сели только четыре самолета. Дмитриева и Островского пока нет.

- Лейтенанта Шестопалова ко мне! Немедленно! - коротко бросил Голубев.

Прибывший Николай Шестопалов рассказал о подробностях боевого полета.

...Они прибыли в район, немедленно установили связь с наземной станцией наведения. Погода оказалась лучше, чем над аэродромом. Группа заняла эшелон под облаками. Вскоре поступила информация с земли: "Приближаются три группы самолетов". А затем Дмитриев и сам обнаружил бомбардировщики Ю-87. Их оказалось больше двадцати. Шли они под прикрытием "фокке-вульфов".

- Атакуем в лоб! - предупредил штурман полка ведомых и ринулся на первую группу "юнкерсов".

Звено било по головному бомбардировщику, пара Шестопалова - по крайнему в группе. Оба фашистских самолета почти одновременно были сбиты. Но остальные не нарушили строя, как это часто случалось после первого удара советских истребителей. Дмитриев развернулся и атаковал врага сзади. Окутался черным дымом еще один "юнкерс".

При выходе "лавочкина" из атаки к нему потянулись огненные трассы с других бомбардировщиков. Истребитель Дмитриева вздрогнул, скорость его упала. Передав командование группой Шестопалову, летчик вывел поврежденный самолет из боя и вместе с ведомым потянул к аэродрому. Пара шла уже над своей территорией, когда "лавочкин" Дмитриева внезапно свалился на крыло и врезался в землю: отказали рули управления.

К линии фронта приближалась новая группа "юнкерсов". Шестопалов с оставшимися товарищами завязал бой. Дерзкие их атаки сыграли свою роль: боевой порядок бомбардировщиков рассыпался. Они начали сбрасывать бомбы и поворачивать обратно, не дойдя до цели.

Обозленные неудачей, вражеские "фокке-вульфы" яростно набросились на советских летчиков. Десять против четырех! Меткой очередью Шестопалов сразил одного гитлеровца. Остальные стали драться еще ожесточеннее. Самолеты носились друг за другом в пространстве от земли до облаков. И тут Шестопалов увидел, как упал "лавочкин". Это был истребитель Виктора Островского.

Голубеву не хотелось верить в гибель двух замечательных летчиков, прекрасных товарищей. Но война жестока! "Не научил, не предостерег", - упрекал себя подполковник. Вечером, заканчивая разбор боя, командир полка сказал летчикам:

- Нельзя пренебрегать оборонительным огнем бомбардировщиков, идущих в плотном строю, - сделал небольшую паузу и добавил: - И еще не забывайте об осмотрительности и взаимной выручке в бою...

Незадолго до описываемого трагического события заместителем командира полка по политической части назначили майора Андрея Фомича Ганжу. Раньше он был парторгом, людей знал хорошо. Беседуя с ними, Ганжа сразу определил, что гибель штурмана Дмитриева и летчика Островского подействовала на всех угнетающе. Об этом немедленно рассказал Голубеву.

- А вы как думали? - вопросом ответил подполковник. - Может быть, вам не все известно про Дмитриева, так я доскажу. Владимир Михайлович третий год бил врага, защищал Таллин, Дорогу жизни, Ленинград, где родился и жил. Его любили в части, учились у него! Как не переживать такую утрату!

Ганжа достал папиросу, постучал гильзой по целлулоидному портсигару. Собравшись с мыслями, продолжил:

- Все верно. Но тут, по-моему, другое, командир.

- Что другое? - не понял Голубев.

- Думаю, сейчас надо больше рассказывать о высоких боевых возможностях истребителей Ла-5, об опыте лучших летчиков. Надо, чтобы люди поверили в свои силы. Всколыхнуть их надо.

- Представьте, я об этом же думаю, - признался Голубев. - В прошлом мы использовали наиболее удачные бои для укрепления морального духа людей.