Николай Полетика - Вoспоминания Страница 36

Бориса Донского в Лукьяновской тюрьме подвергли жестоким пыткам,, требуя выдать сообщников. Его мучили три дня: жгли огнем, кололи, резали, загоняли под ногти булавки и гвозди, выдернули все ногти на ногах… Донской не выдал никого. 10 августа его судили в тюремной конторе военно-полевым судом и в тот же день в 4 часа дня при большом стечении народа повесили у арестантского дома на Лукьяновской площади. Его тело висело два часа на телеграфном столбе с надписью «Убийца фельдмаршала Эйхгорна». 11 августа Донского похоронили на Лукьяновском кладбище.

10 лет спустя, в 1929 году, когда я уже жил в Ленинграде, член редакционной коллегии эсеровской газеты «Борьба», которая издавалась в Киеве в 1918– 1919 гг., во время случайной встречи со мной рассказал кое-что о деятельности боевой группы эсеров в 1918-1919 гг.

"Партия левых эсеров, – рассказал он, – готовила в 1918-1919 гг. ряд покушений. Она считала германского императора Вильгельма II одним из главных, если не самым главным виновником мировой бойни 1914-1918 годов и во всяком случае ответственным за репрессии своего проконсула на Украине фельдмаршала Эйхгорна. Поэтому Центральный комитет партии левых эсеров поднял вопрос об организации убийства Вильгельма II. Но партия левых эсеров не могла решиться на столь ответственный шаг, не узнав раньше мнения германских революционных социалистов. Ответ из Германии на запрос об убийстве Вильгельма II (туда специально ездил по этому делу один из наших товарищей) был дан отрицательный. Поэтому Центральный комитет партии левых эсеров решил ограничиться убийством Эйхгорна, к которому московские левые эсеры решили добавить убийство германского посла в Москве графа Мирбаха.

Была организована боевая группа (в нее вошел и Борис Донской) и отправлена с фальшивыми паспортами в Киев. В Киеве местные левые эсеры упросили боевую группу совершить убийство и гетмана Скоропадского, который виновен в репрессиях против крестьян и рабочих Украины не менее Эйхгорна. Для этой цели украинские эсеры включили в боевую группу левых эсеров, приехавшую из Москвы, двух-трех товарищей из своей организации".

Я слушал рассказ моего знакомого и улыбался. Чему вы смеетесь? – спросил мой гость. – Как же не смеяться, – ответил я. – Воображаю, как приняли ваш запрос о покушении на Вильгельма II германские революционные социалисты! Как тут не вспомнить знаменитый диалог Салтыкова-Щедрина (написанный, кстати лет за 40-50 до вашего запроса в Берлин), между «мальчиком в штанах» (германская социал-демократия) и «мальчиком без штанов» (русские революционеры).

В заключение мой гость рассказал о подготовке эсерами в 1919 г. покушения на Деникина, но об этом я расскажу в своем месте.

Все лето под Киевом были слышны слабые, заглушенные дальностью расстояния удары пушек, а в самом городе, на окраинах – выстрелы винтовок, иногда кваканье пулемета. Киев был отрезан от остальной Украины восставшими крестьянами. Что делалось не только в отдаленных от Киева районах, но даже в деревнях в 50 километрах от столицы, в городе не знали. До обывателя доходили лишь слухи, что немцы грабят мужиков и безжалостно порют их шомполами, расстреливают их из пулеметов и обстреливают деревни шрапнельным огнем. Вся украинская деревня пылала неутолимой злобой против гетмана, вернувшего землю помещикам.

Деревня запомнила все обиды: и развороченные артиллерийским огнем хаты, и крестьянские спины, исполосованные шомполами гетманских сердюков, и расписки немецких офицеров на клочке бумаги «Выдать русской свинье за купленную у нее свинью 25 марок», и реквизированные лошади, и отобранный хлеб, и зеркала и мебель, похищенные из помещичьих домов и подлежащие возврату под плеткой, и многое другое. Поэтому мужицкая масса пошла к Петлюре. Да и за кем другим она могла бы пойти? За гетманом? Но за гетманом – помещики, и при гетмане их земли уплывут от крестьян. Только отдельные кулаки могли поддержать гетмана. За большевиками? Но ведь это все «жиды и комиссары». А против них была вся деревня, даже крестьянская беднота, тосковавшая о «собственном» клочке земли!

Имя Петлюры стало для крестьян Украины легендой, символом, в котором сплелись в одно и неутоленная ярость, и жажда мести, и надежды «щирых» украинцев, ненавидевших «Московию», какой бы она ни была – царской ли, большевистской или эсеровской. Они хотели сами «панувать» в своем доме – в «ридной Украини».

Гетман пытался сговориться с Радой, но слишком различны были их программы. М.С. Грушевский, Винниченко и даже Петлюра считались умеренными социалистами, сторонниками раздела помещичьих земель между крестьянами. Скоропадский – монархистом, защитником интересов помещиков. В отношении «самостийности» Украины они еще могли договориться между собой, хотя «пан-гетман», как утверждали злые языки в Киеве, ни слова не понимает по-украински.

Конечно, речи его переводились на украинский язык, но когда ему приходилось читать их «по бумажке», «щирых украинцев» так коробило его «украинское» произношение, что они тряслись от негодования, как трясется черт перед крестом. «Як нагаем бье» («точно нагайкой бьет»), – негодуя говорил известный украинский поэт Мыкола Вороний, который перевел в 1919 г. «Интернационал» на украинский язык.

Уже в июле 1918 г. все украинские политические партии создали Украинский национальный союз для борьбы с гетманом, который в эти дни освободил из секретной одиночки Лукьяновской тюрьмы арестованного раньше С.В. Петлюру. Переговоры между Украинским национальным союзом и гетманом не привели к соглашению. А 9 ноября в Берлине вспыхнула революция, и 11 ноября Германия подписала соглашение с союзниками о капитуляции. 13-14 ноября Украинский национальный союз избрал Чрезвычайное правительство Директории (во главе с Винниченко и Петлюрой) и призвал население Украины к восстанию против гетмана.

В борьбе между Директорией и гетманом немецкое командование объявило о своем нейтралитете. Киевляне, все время тревожно задававшие самим себе вопрос: «А вдруг железная стена немецких штыков рухнет, и с севера хлынут отряды Красной Армии?» – с ужасом осознали, что немцы покидают Украину. «Боже, немцы уходят, вы знаете?» – говорили друг другу.

У гетмана войск было мало. В надежде договориться с Радой, он запретил с самого начала в Киеве, куда сбегались со всех концов России офицеры старой царской армии, формирование Русской, то есть Добровольческой армии. Но уход немцев заставил его решиться на эту меру. Однако гетману офицеры уже не верили. Тогда гетман объявил поголовную мобилизацию всех лиц призывных возрастов от 15 до 35 лет, способных ходить и двигаться. Белые билеты отменялись. Коменданты домов отвечали своей головой за явку всех лиц призывного возраста, живших в доме. Приказ угрожал, что за сокрытие мужчин призывного возраста коменданты будут расстреляны. Мобилизация кончилась провалом. Призывники куда-то исчезли. Только отдельные неудачники и несчастливцы (такие, как вспоминавший позже об этом писатель К. Паустовский) были мобилизованы. Отразить наступление Петлюры и его атаманов гетман не мог.