Мэри Мейн - Эвита. Женщина с хлыстом Страница 36

У женщины, которая относится к собственной персоне со всей серьезностью, в Париже многое вызывало раздражение. В ночном клубе, который она посетила с друзьями, фокусник из шоу презентовал ей букет; видимо, здесь настал конец его артистической карьере, потому что оскорбленная Эва поднялась и вышла. Еда в «Ритце» была не в ее вкусе и, кроме того, слишком калорийной, в то время как Эве приходилось следить за фигурой, и она даже посылала на кухню одну из своих горничных, чтобы объяснить шеф-повару, как и что для нее готовить. Можете себе представить, с какой любезностью воспринял мсье шеф-повар подобные указания! И хотя в Париже было жарко, парижане не следовали латиноамериканскому обычаю закрывать от солнца окна ставнями. Но похоже, самое неприятное заключалось в том, что богатые аргентинцы, живущие в Париже, и даже те, которые остановились в том самом отеле, не выказывали Эве знаков уважения. Жара, усталость и досада – это было уже чересчур; одна только усталость могла бы свалить женщину и покрепче, чем Эва, и однажды вечером, возвратившись в отель, она упала в обморок. Программу поездки снова сократили; Эва отказалась от визита в Лувр, и отцу Бенитесу пришлось заменить ее там, где встречи проходили на открытом воздухе. Она покинула Париж и на несколько дней отправилась отдохнуть в поместье Альберто Додеро в Биарицце. Но отдыхать она не могла; расслабиться, на мгновение сделать паузу в своем восхождении к вершине – значило вновь соскользнуть обратно, в безвестность. Она отправилась в марш-бросок по французской Ривьере, а оттуда – в Швейцарию.

Там ее ждал самый неуважительный прием; Швейцария не была такой голодной страной, как Испания, Италия или Франция. Когда президент отъезжал вместе с ней от вокзала в Берне, в стекла их автомобиля полетели камни. Позже, и это было менее опасно, но, наверное, более оскорбительно, ее забросали помидорами, забрызгав ей платье. Оба раза Эва сидела бледная, внешне спокойная и полная ярости. Ей принесли официальные извинения; злодеи – парочка фанатиков-коммунистов, несомненно, они уже за решеткой. Она не стала просить об их освобождении, а в самом дурном настроении сократила свой визит и отправилась на пару дней в Сент-Мориц.

Эва не могла наслаждаться даже самыми яркими чествованиями, подогревающими ее гордость, без того чтобы каждую минуту не думать о делах на родине. Они с Пероном вели долгие полуночные беседы по трансатлантическому телефону. Некоторые уверяют, что они использовали высокочастотный микроволновый радиопередатчик, который невозможно было прослушать, но оппозиция заявляла, что она регулярно перехватывает их разговоры. Якобы он умолял ее вернуться – и вправду он выказывал признаки нервозности, когда она была далеко, – а она упрекала его за внимание к одной очаровательной девушке, которую Эва совсем недавно короновала как королеву виноградного праздника на севере. Всерьез ли ее это заботило или нет – а большой заботой это быть не могло, поскольку Эва всегда обладала способностью убирать с пути любую соперницу так же легко, как иной разгоняет в реке плотву, – но причина для оправданного беспокойства тоже имелась: военные, поддерживавшие Перона, давили на него, чтобы он заставил свою жену отойти от общественной жизни. Впрочем, похоже, сам Перон был встревожен больше, чем она, несмотря на то, что Эва объясняла свое нежелание посетить Англию тем, что ее призывают домой срочные дела, в действительности в ее возвращении не ощущалось никакой поспешности. Видимо, поездка в Европу придала ей высокомерия и уверенности в себе, которых ей не хватало.

Более простым, нежели домашние проблемы, но не менее животрепещущим, был вопрос о визите Эвы в Лондон. Когда ее поездка в Европу еще только обсуждалась, до сведения Уайтхолла довели, что Эвита милостиво пожелала принять приглашение в Букингемский дворец – в конце концов, британцы нуждались в аргентинской говядине. Это посещение не вызывало у британских властей особого энтузиазма, тогда как некоторые газеты прямо заявили, что Эва не дождется встречи с распростертыми объятиями, после того как ее столь тепло принимали во франкистской Испании. Британские бизнесмены, не без причин опасавшиеся за судьбу своих инвестиций в Аргентине, попытались сгладить ситуацию. Неофициально Эву и вправду примут очень пышно, уверяли они, и королева благосклонно согласилась пригласить ее на чай во дворец. Любой охотно согласился бы нанести визит в Лондон только ради того, чтобы состоялось это славное и не слишком уместное чаепитие! Но приглашения к чаю было недостаточно. Ходили слухи, что Эва хотела лично остановиться во дворце. Британская королевская семья ответила с не слишком сильным сожалением, что они – увы! – будут в это время за городом. Эва, уставшая от того, что с ней обращаются как с пустым местом, вообще отказалась ехать в Англию. Говорили, что в дальнейшем при заключении торговых соглашений между Великобританией и Аргентиной этот достойный отпор сыграл свою роль, но незаметно, чтобы Эва, которую в Испании оценили значительно выше, когда дело дошло до торгов, обошлась с испанцами более щедро.

Теперь Эва оказалась в непривычном положении – у нее оставалось свободное время, поскольку она хотела, чтобы ее возвращение совпало с Общеамериканской конференцией по разоружению, которая должна была проходить в Рио и на которой собирался присутствовать Джордж Маршалл. На этой конференции Аргентину представлял Хуан Брамулья, а Эва уже начала с подозрением следить за тем, как растет его авторитет. Чтобы провести время, она самолетом отправилась в Дакар, по дороге ненадолго остановившись в Лиссабоне, а в Дакаре села на один из кораблей Додеро под названием «С.С. Буэнос-Айрес».

В Рио-де-Жанейро к ее прибытию подготовились весьма хорошо, посольство Аргентины в Бразилии разослало по почте тысячи открыток, убеждающих бразильцев объединиться для ее достойной встречи и провозглашающих ее лидером всех женщин. Впрочем, пропаганда, судя по всему, не достигла большого успеха, так как, не считая обеда, данного в ее честь министром иностранных дел Бразилии, Эвой занималась в основном аргентинская колония. Посольство Аргентины устроило в ее честь великолепный бал, на который были приглашены все местные гранды и дипломаты, прибывшие на конференцию. Джордж Маршалл отклонил приглашение под тем предлогом, что ему нужно готовить свою речь. Но на следующий день Эва лично отправилась послушать его выступление, сопровождаемая Хуаном Брамульей, с которым она поддерживала видимость самых дружеских отношений, и слушала американца с выражением полнейшей сосредоточенности. Позже она пила шампанское с Маршаллом и Брамульей и обращалась с ними равно любезно – перед тем как сделать последний рывок в своем путешествии.