Станислав Вольский - Сен-Симон Страница 36

«Предположим, что Франция внезапно потеряет своих пятьдесят лучших физиков, пятьдесят лучших химиков, пятьдесят лучших физиологов, пятьдесят лучших поэтов, пятьдесят лучших математиков… Пятьдесят лучших механиков, пятьдесят лучших гражданских и военных инженеров, пятьдесят лучших архитекторов, пятьдесят лучших медиков… Пятьдесят лучших банкиров, двести лучших купцов, шестьсот лучших земледельцев, пятьдесят лучших металлургов, пятьдесят лучших фабрикантов оружия… Пятьдесят лучших каменщиков, пятьдесят лучших плотников, пятьдесят лучших столяров…

Франции понадобилось бы по крайней мере целое поколение, чтобы оправиться от этого несчастия… Перейдем к другому предположению. Допустим, что Франция сохранит всех гениальных людей в области наук, искусств и ремесл, но что она в один день потеряет брата короля, монсеньера герцога Ангулемского, монсеньера герцога Беррийского… Что она потеряет всех высших придворных сановников, всех государственных министров, всех маршалов, кардиналов, архиепископов, епископов… Это несчастие огорчит, конечно, французов, ибо у них доброе сердце, но эта потеря тридцати тысяч человек, считающихся наиболее важными людьми государства, причинит им неприятность только в сентиментальном смысле этого слова, ибо никакого политического вреда для государства отсюда не последует». Практические выводы отсюда предоставлялось делать самим читателям.

Прокуратура тоже сделала свой вывод: Сен-Симон призывает к истреблению всего королевского дома. За это неслыханное преступление он должен ответить перед судом. Сен-Симон не теряет времени: он публикует в «Организаторе» несколько писем к присяжным, где поясняет, что в «Параболе» речь идет совсем не о династии, а о привилегиях, привилегированных и их действительном значении для нации. Его задача — не призывать к убийству, а пояснять, что такое аристократы. «Королевская власть должна порвать с обеими аристократиями (т. е. со старой знатью и со знатью, созданной Наполеоном), с которыми она так слепо вступила в союз. Она должна соединиться с народом (commune), чтобы навсегда уничтожить политическую власть каст и стать во главе цивилизации». Суд присяжных оправдал Сен-Симона.

Издание «Организатора» продолжалось и в 1820 году. Сен-Симон продолжает конкретизировать свои теории и разрабатывает план трехпалатного парламента, куда должны входить исключительно представители науки, искусства и промышленности, выбранные всеобщим (или приближающимся ко всеобщему) голосованием. Первая палата составляет проекты законов, вторая — рассматривает и утверждает их, третья — следит за их выполнением. Законы, касающиеся собственности, должны рассматриваться исключительно третьей палатой, которая изменяет их ко благу производства и производителей.

В 1821 и 1822 гг. Сен-Симон продолжает вести политическую борьбу и печатает открытые письма к королю, избирателям, земледельцам и промышленникам, где развивает свои основные положения. Затем эти письма он объединяет в книгу, издаваемую под заглавием «Об индустриальной системе». К этому же времени (1822 год) относится и брошюра, в которой Сен-Симон проводит сравнение между Бурбонами и Стюартами и предсказывает, что Бурбоны, подобно Стюартам, будут изгнаны из страны, если они не создадут новой политически-социальной системы, соответствующей уровню современного развития. В 1822 году Сен-Симон объезжает главные индустриальные центры Франции, чтобы лично познакомиться с положением промышленности. Он полон надежд и пишет дочери письма, проникнутые самым бодрым и жизнерадостным настроением. Но вдруг, на протяжении каких-нибудь трех-четырех месяцев это состояние сменяется глубокой тоской, и философ решает покончить с собою.

Последние годы жизни

Что было причиной этого неожиданного решения? В материальном положении Сен-Симона произошло сравнительно мало перемен. Приятели, правда, перестали давать деньги на его литературные начинания, — но разве в первый раз пришлось ему столкнуться со скупостью и равнодушием людей, казавшихся близкими? Ученики не оправдали ожиданий: Тьерри ушел, вступив на самостоятельный путь, Конт тоже начал отдаляться и разрабатывать свои собственные теории, — но разве новые последователи — Базар, Олинд Родриг, Анфантен — не могут продолжить дело учителя? Личная жизнь текла ровно, близкие благодетельствовали, а сердечные драмы, если даже они и были, не могли переживаться слишком остро шестидесятилетним человеком, да еще таким, как Сен-Симон. Словом, судя по всему, никаких внешних поводов для самоубийства не существовало.

Причин следует искать во внутреннем состоянии философа.

А состояние это незавидно. Не забудем, что Сен-Симон — человек широкого размаха и практической складки. Ему недостаточно того, что о нем говорят в прессе и салонах, — он хочет видеть свои теории воплощенными в жизнь или по крайней мере быть уверенным в их скором осуществлении. А между тем ни к какому широкому общественному движению его проповедь не привела. Вместо многочисленной и влиятельной партии за ним стоит только горсточка учеников и последователей, да и из них лишь немногие охватывают его теории во всей их полноте и значении. Двадцать лет прошло со времени опубликования его первой работы, а мир по-прежнему равнодушен и к его социальным учениям и к его политическим рецептам. По сравнению с этой основной и самой главной неудачей сущими пустяками, ничтожной мелочью кажутся те утешеньица, которые на склоне лет послала ему судьба: любящая дочь, безгранично преданная мадам Жюлиан, сравнительный комфорт, созданный для него стараниями Олинда Родрига и еще нескольких учеников и почитателей. И тяжким грузом лежат на плечах шестьдесят два года, предупреждая нового пророка, что никогда, никогда не увидит он землю Ханаанскую.

9 марта 1823 года Сен Симон под разными предлогами удаляет из квартиры всех домашних, садится за стол и пишет своему другу Терно следующее письмо:

«Милостивый государь, я убедился, что вы были правы, говоря мне, что потребуется много времени, прежде чем внимание публики обратится на работы, которые уже давно одни только и занимают меня. Поэтому я решил попрощаться с вами. Но мне нестерпимо больно, что я оставляю женщину (мадам Жюлиан), которая вместе со мною жила в ужасных условиях… Я прошу вас оказать ей всемерное покровительство».

Затем он заряжает пистолет семью крупными дробинами, назначает час, когда он должен покончить с собой, садится к письменному столу и кладет на него часы и пистолет. Перед смертью он хочет сохранить полное спокойствие духа и употребить остающееся время на обдумывание своих заветных теорий. Не людям, а идеям будут посвящены его последние мысли. Только идеям и больше ничему. Стрелка доходит до назначенного часа, и Сен-Симон спускает курок.