Вадим Прокофьев - Дубровинский Страница 36

Из Москвы и Варшавы, Петербурга и Лодзи, далекой Читы и Иванова – отовсюду слышалось одно: «Смерть или победа!»

Январь 1905 года – 440 тысяч забастовщиков.

Январь, февраль и март – 810 тысяч забастовщиков.

Бастуют рабочие, бастуют и крестьяне. С правительством не согласны служащие, интеллигенция.

Революция, начатая рабочим классом, превращалась в подлинно народную.

И может быть, самым радостным было известие, которое пришло с воли не на газетных полосах, а переданное шепотом во время свиданий. «В Лондоне открыл работу III съезд»…

И напрасно Плеханов заявил в Секретариате Международного социалистического бюро, что «за созыв III съезда высказались лишь два уцелевших члена ЦК».

Да, Красин и Любимов высказались за съезд, вошли в «Бюро комитетов большинства» и активно готовили съезд. Но шестеро членов ЦК, оказавшихся в Таганской тюрьме, тоже были за съезд. И они заявили об этом.

17 июня в газете «Пролетарий» было опубликовано их заявление.

Много революций пережил Запад. И буржуазные, и буржуазно-демократические, и даже пролетарскую Парижскую коммуну. Но только в первой русской буржуазно-демократической гегемоном революции стал пролетариат, союзником пролетариата – крестьянство. А буржуазия укрепляла контрреволюционный лагерь и делала все, чтобы покончить с революцией, сохранить царизм и, может быть, под сурдинку выпросить у него кое-какие уступки, кое-какие выгодные ей реформы.

Царизм шел на уступки ради подавления революции. Буржуа ликовал, думая, что это он вырвал их для народа. Буржуа хотел, чтобы его чествовали, его слушались и вообще прекратили хождение с красными флагами по улицам, прекратили забастовки, «возмутительные» призывы к свержению самодержавия.

Но буржуазно-демократическая революция не слушалась глашатаев буржуазии. Революцию делал рабочий, в ней участвовал крестьянин. Рабочий уже не просто требовал, а добивался свержения царизма, создания демократической республики, 8-часового рабочего дня, свободы слова, печати, собраний. Рабочий говорил крестьянину: «Помещичья земля твоя, но ты ее получишь, только свергнув царя, иди за мной, помогай мне и не оглядывайся на крикунов-капиталистов, они не хотят свергать царя, значит, и не хотят передавать тебе землю, но мы сами сметем царизм и сразу же примемся за капиталистов, ждать не будем».

Буржуазно-демократическая революция, руководимая пролетариатом, неизбежно становилась прелюдией революции пролетарской. Рабочий класс и дрался по-пролетарски, используя специфически пролетарское средство борьбы – стачку. Он в огне революции создавал новые формы организации революционной власти – Советы уполномоченных, первые прообразы Советов рабочих депутатов.

Революция шла к вооруженному восстанию.

Буржуазия не устраивала стачек. Буржуазия не бастовала. Капиталисты не ходили по улицам с красными флагами и не строили баррикад.

Вооруженное восстание – этот вопрос из теоретического становился в ряд практических мероприятий партии.

«…Принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого по мере надобности особые группы из партийных работников» – так решил III съезд РСДРП.

Это было главное решение съезда в ряду многих других.

Глава VI

Леонид Борисович Красин возвращался в Россию со смешанным чувством удовлетворения и грусти. Закончился III съезд. Поставлена точка на примиренчестве, на том невыносимо глупом состоянии, когда от большинства отбился и к меньшинству не пристал. Он снова обрел былую уверенность. Он вооружен решениями съезда. И на нем лежит забота об оружии для рабочих, о финансах для партии.

Где взять это оружие? Где взять деньги?

Сегодня газеты принесли печальную весть. В курортном местечке на юге Франции выстрелом в сердце покончил с жизнью Савва Морозов. Он был не просто близким человеком, он был другом. И не только ему, Красину. Он был другом Горького и Андреевой, он спасал от полиции Баумана. Он был капиталистом, но жертвовал деньги большевикам.

Они расстались только накануне. Морозов передал Красину небольшую сумму наличными и страховой полис на имя Марии Федоровны Андреевой. Из ста тысяч – шестьдесят фабрикант отдавал партии большевиков. Когда разжались руки, Красин подумал, что они видятся в последний раз. Так оно и случилось…

Морозов не выходил из головы. А ведь впереди Москва. И пора бы подумать о том, что ждет его там, в России? Ведь он покинул ее нелегально. И возвращался с чужим паспортом в кармане и с кучей обязанностей, поручений, личных просьб и неотложных дел. И может быть, самое неотложное, на чем настаивал Ильич и новый ЦК, – освободить цекистов, все еще томящихся в московской Таганской тюрьме.

Но чтобы их освободить, а точнее – организовать побег – иных путей он не видит, – нужно самому иметь развязанные руки. А что, если его уже дожидаются жандармы? Это более чем вероятно. Трудно предположить, что департамент полиции не знает о Красине. Да нет, наверное, знает. Вот о том, что он был в Лондоне, могут знать, могут и не знать. А если и выследили в столице Англии, то вряд ли ждут его возвращения из Франции. А он еще и в Германию заедет.

Значит, если не схватят на границе, то в его распоряжении будет несколько недель. За это время он сумеет выяснить, что известно жандармам, а тогда и решит – то ли ему вновь легализоваться, то ли окончательно уйти в подполье.

Александра Павловна Носкова была женщиной настойчивой и самостоятельной. К этому ее приучила беспокойная жизнь с мужем, который то пропадал за границей, то вдруг внезапно появлялся, вечно куда-то спешил.

Она добилась свидания с мужем, и не только добилась, но и получила право на частые свидания. Через нее в основном и поддерживали связь с волей цекисты, сидевшие в Таганке.

Красин быстро разыскал Александру Павловну. Она обрадовалась и одновременно испугалась. Вот так, средь бела дня, и заявился. Нет, нет, Носков передавал, что на допросах жандармы о Красине не выспрашивали. Его имя вообще не фигурировало. И все же нельзя быть таким неосторожным.

Товарищи из Московского комитета поинтересовались поведением полиции и жандармов в Орехово-Зуеве после того, как инженер Красин вдруг 9 февраля внезапно выбыл в заграничную командировку па фабрику «Броун Боверн» за деталями для новой турбины. Нет, и там все было спокойно. Отъезд Красина не вызвал никаких кривотолков. И за это спасибо Морозову, у которого он числился на службе этот последний год.

Леонид Борисович решил «вернуться» из командировки. Но он объявился не в Орехово-Зуеве, а в Петербурге, Все такой же сияющий, остроумный и, казалось, преуспевающий инженер с солидной репутацией.