Вольфганг Фауст - Следы «Тигра». Фронтовые записки немецкого танкиста. 1944 Страница 38

Когда я открыл глаза, ИС стоял перед нами, объятый пламенем, его дискообразная башня была смещена, из-под нее тоже выбивалось оранжевое пламя. Тут в нас попали один за другим два снаряда,[69] и я услышал голос Хелмана, кричавшего мне в ТПУ, чтобы я выводил танк на равнину, где стояли другие ИС. Я выпрямился на сиденье, но от этого движения боль пронзила мне шею и мозжечок. Я ощутил что-то теплое на подбородке, и только по солоноватому вкусу понял, что это кровь изо рта. К тому же в горле что-то застряло, и я, едва не задохнувшись, буквально выхаркнул сломанный зуб.

– Двигай же вперед, мех! – кричал в ТПУ Хелман. – Мы должны двигаться, черт тебя побери, Фауст!

Я взглянул вверх и увидел над головой красно-багровое небо. Русский бронебойный снаряд сбил крышку бронелюка механика-водителя над моей головой, рассек лицо осколком, но не причинил мне больше никакого вреда. Я ощутил два или три пинка в спину сапогом Хелмана, а затем увидел, как наш стрелок-радист что-то протягивает мне над кожухом трансмиссии, поверх уже бесполезного приборного щитка. Он держал в руке пластиковую капсулу, оканчивавшуюся иглой, и вколол мне ее в руку прямо сквозь рукав комбинезона.

– Курт, – сказал я. – Курт, ты вернулся. Что они с тобой сделали?

Стрелок-радист хлестнул меня по щекам, приводя в себя.

– Я не Курт. А укол поможет тебе, Фауст! – крикнул он. – Давай же, ради бога, двигай танк. Мы не можем сидеть здесь больше – вокруг нас русские.

Укол и в самом деле помог мне – и помог здорово. Как я понял только потом, это была небольшая доза морфина в смеси со значительной дозой амфетаминов, что применялось в армии в виде привычного коктейля для легкораненых солдат. Он давал им возможность сражаться и снимал боль – именно так он сработал и в случае со мной. Боль в голове и шее стихла, и я выплюнул еще один зуб, даже почти не почувствовав этого. Я обнаружил, что могу работать рычагами танка с привычной сноровкой, даже если раскачивания танка и заставляли Хелмана кричать в ТПУ и отчаянно ругаться, протестуя, когда мы вырвались на ровное пространство ниже обрыва, готовые встретить танки ИС, которые прорывались вниз к реке.

Вместе с нами двигались также «Пантеры» и даже выживший танк Pz IV, поскольку ИС были уже настолько близки, что оставаться на месте означало приглашать их расстреливать нас в упор. «Пантеры» выкатились из занимаемых ими танковых окопов, взяли тщательный прицел по приближающейся опасности и открыли по ней огонь. Дульные тормоза орудий со свистом изрыгали пороховые газы.

Танк Pz IV выполз на равнину и стоял там, наводя прицел и ведя беглый огонь; танк, созданный в 1930-х годах, волей судеб неожиданно оказавшийся перед оружием будущего.[70] Он выпустил серию снарядов, за которыми я наблюдал со своей вновь обретенной остротой зрения. Затем я увидел, как небольшой танк разлетелся на части, когда снаряд, выпущенный ИС, разорвал его корпус, сорвал башню и опрокинул бравую боевую машину на борт. Башня сорвалась со своего основания, когда снаряды ИС пробили ее боковины и снесли с башенного погона, открывая путь в корпус танка горючему из бензобаков, расположенных в корме танка. Длинные языки пламени вознеслись к небу после взрыва боезапаса, превратив снег вокруг остатков боевой машины в кипящую и испаряющуюся массу.

«Пантеры» в ответ открыли огонь, хладнокровно и обдуманно, отыскивая длинными стволами своих 75-миллиметровых орудий слабые места в броне ИС. Я воспрянул духом, когда «Тигр» на противоположном краю равнины всадил снаряд в ИС, стоявший прямо передо мной. Германский снаряд вошел между башней советского танка и корпусом и вышел сквозь моторный отсек в ореоле вспыхнувшего горючего.

Вильф, работая башенным орудием нашего танка, попал в один из ИС; затем в другой, но наши снаряды рикошетировали от их дискообразных башен, не пробивая их. Мы попали в третий ИС, сорвав маску его орудия и всадив другой снаряд в его корпус, когда он начал разворачиваться. Языки пламени вырвались из его разбитой башни, когда наш снаряд, пробив ее, начал метаться в ее заброневом пространстве.

Наряду со всем этим, мы несли и потери.

«Тигр» справа от нас был поражен снарядом в боковую часть башни, и снаряд вышел сквозь командирскую башенку, унося с собой и затянутый в черную униформу торс командира танка. Затем танк получил попадание в опорные катки, и несколько этих больших стальных дисков разлетелись в стороны, когда боевая машина завалилась набок и остановилась под таким углом, что бронелист ее днища оказался подставлен орудиям ИС. Те не замедлили воспользоваться этим обстоятельством и открыли огонь по беззащитному днищу корпуса «Тигра», пока один из снарядов не снес целиком его башню, а другие взорвались в районе ее обнажившегося погона.

С двумя оставшимися «Тиграми» и горсткой «Пантер» нам удалось остановить атаку ИС. Я вел «Тигр» с неуклюжей уверенностью человека, напичканного наркотиками, проведя его от одного конца поля боя до другого, бросая его вперед и останавливая, чтобы дать возможность Вильфу сделать несколько прицельных выстрелов по русским боевым машинам. Даже когда подбитые ИС теряли ход, они продолжали вести огонь по нас, используя свои танки как скрытые в снегу металлические доты.

Один из таких танков вел по нас огонь с маниакальной скоростью, трассеры его снарядов проносились рядом с нами, когда мы маневрировали вокруг него, чтобы поразить его выстрелом в борт. В конце концов наш 88-миллиметровый снаряд прошил его борт, чуть выше покрытых снегом гусениц. Крышка башенного люка откинулась, и сдетонировавший боезапас улетел, закручиваясь спиралью, в красно-багровое небо, добавляя дыма в окрашенный кровью снег. Но даже при этом крышка люка механика-водителя откинулась, и через него выбрался член экипажа, по-прежнему в защитном шлеме, держа в руках автомат.[71] Он дал по нас короткую очередь, пули бессильно пробарабанили по нашей лобовой броне, но наш радист-стрелок тут же разделался с ним одиночным выстрелом из пулемета.[72] Каждый патрон был теперь на счету, приходилось строжайше их экономить, к тому же каждый маневр и уклонение от врага расходовали последние остатки драгоценного горючего.

Я потерял всякое чувство времени в этом бесконечном сражении, голова кружилась от амфетаминов, а тело мое не испытывало никакой боли. Со странной отстраненностью я отметил, что небо становился белее, а солнце поднимается в мареве над обрывом над нашими головами. Это было яростное, багровое солнце, бросавшее вниз зазубренные тени от скал и освещавшее своими лучами изуродованные коробы танков, горевших вокруг нас.