Павел Яковенко - Харами Страница 38

Спрашивать разрешения у Лебедева - смешно. Если не разноется насчет мародерства, что, впрочем, маловероятно, то уж почти все продукты заберет себе - это стопроцентно. Я эпизод с коровой хорошо запомнил.

-- Я поговорю с Рацем, и если он согласится, то завтра утром сходите.

-- А если не согласится? Может мы сами? Типа, сюрприз сделаем?

-- Никаких сюрпризов от командира батареи. Ты, Папен, смотри сам себя не обхитри... Да не думай, Рац согласится - это не проблема... Смотри сам не свисти никому. И остальным передай, чтобы держали язык за зубами.

-- А то! - блеснул белыми зубами на черном лице "негритянин", и свалил.

Я попробовал пожевать пшенку. Но с пересохшим горлом твердые куски разжевывать было проблематично. Я накрыл котелок крышкой, поставил его у входа, и полез внутрь палатки - к мирно сопящему Васе.

Изложение предложения Папена для Васи заняло у меня пару минут. Примерно столько же времени Рац обдумывал ситуацию, ковыряясь спичкой в зубах. Меня почему-то разбирал смех от мысли, что он там выковыривает? Можно подумать, пшенка застряла. Или он со вчерашних шашлыков до сих пор что-то во рту имеет?

Не прекращая перекатывать спичку из одного угла рта в другой, Вася однозначно высказал одобрение проекту. Но внес важное дополнение:

-- Пусть уж тогда и одеяла с матрасами принесут - если найдут, конечно.

Я крикнул Папена, и он появился так быстро, что я даже подумал, что он сидел у палатки, только этого вызова и ожидая.

Папен вопросительно уставился на нас. Вася жестом посадил его на сваленные в кучу броники, и начал инструктировать. Сержант послушно, как дрессированный слон, качал головой, но запоминал ли он хоть что-нибудь из сказанного, сказать было трудно. Внезапно Вася умолк, и попросил Папена повторить последнее предложение. Папен покряхтел, но общий смысл передал верно. Тогда Рац задал ему еще пару вопросов, и тоже получил достаточно вразумительные ответы.

Мы переглянулись, и я поднял вверх большой палец.

-- Тогда так, - сказал Вася, - завтра рано утром выдвигаетесь. И не позже 12 часов должны быть здесь... Часы есть?

Папен развел руками. Вася поморщился:

-- Ладно, дам свои. Пока свободен.

Я напомнил Рацу о предстоящем вечернем рауте.

-- Да помню я, помню! Опять пешком тащиться...

-- Хинкал. Водка. Молчанов. - Это уже я практически цитировал братьев Стругацких и их чудесную повесть "Понедельник начинается в субботу".

Вася тоже читал эту книгу, но очень давно. Поэтому юмора не оценил, а повернулся на другой бок и снова засвистел носом. Я же полез наружу позагорать.

Блокпост жил обычной утренней жизнью. Орал прапорщик; с топотом носились пехотинцы; загорали зенитчики, делал дыхательную гимнастику Косач. Верхушку горы, где обитали небожители Поленый и Маркелов, привычно окутывал туман.

Я расстелил бушлат и улегся на живот, подставив спину для обработки ультрафиолетовым лучам.

-- Пора, - потрепал меня за плечо Вася.

В палатке было сумрачно, в нее осторожно пытались пробраться языки тумана. Я спросил, сколько времени, и прищелкнул языком:

-- Слушай, а как же мы вернемся? Ведь это с ночевкой надо?

-- Я договорился с Лебедевым. У нас Логвиненко зайдет, посмотрит. Ему пару раз за ночь зайти не трудно. Он все равно ночью не спит.

-- А почему это он ночью не спит?

-- Во-первых - "сова". А во-вторых, за день так высыпается, что ночью уснуть уже не может... Да ладно тебе, заладил - почему, почему? Хочешь оставайся!

Ну уж дудки! Оставаться я не хотел. Мне желалось в теплую, дружескую атмосферу хорового пения и спиртных напитков, остроумия и веселья. Торчать одиноко всю ночь на знакомом до боли душевной пятачке я не желал. В то, что на нас нападут, как-то никто уже не верил. Причем трудно сказать - почему? Олимпийское спокойствие шло откуда-то сверху, а там, понятное дело, виднее, поэтому нижние чины, и мы в том числе, почувствовали некоторую расслабленность.

Ходить друг к другу в гости становилось хорошим тоном. В частности, третий блок и ПХД активно обменивались дружественными визитами; а мы - чем хуже? - налаживали постоянные контакты с блоком вторым. Лебедев никуда не ездил, потому что ему и здесь было хорошо. Как я чувствовал, они с Косачем спелись ни на шутку, и им вдвоем было хорошо друг с другом...

Ну что же - раз отпустили, надо идти. Я надел бронежилет, взял автомат, и отправился вслед за Рацем к нашему импровизированному КПП. Вася успел проинструктировать Солоху о том, что и как тому надо делать в случае чего, и мы пошли вместе с легким сердцем. При чем через некоторое время сообразили, что автоматически идем в ногу, хотя под ногами было довольно много самых разных камней. Я засмеялся.

Спуск занял у нас несколько больше времени, чем обычно. Дело в том, что по дороге мы обнаружили маленький огородик. Он находился несколько в стороне от привычных, наезженных и нахоженных путей, а потому уцелел от беспощадного набега наших "варваров". По всей видимости, огород был посажен владельцем сгоревшего домика. Того, который мы сожгли в первые дни по приезду. И хотя культурные растения в результате таких печальных событий остались без присмотра, благодаря обильным осадкам, теплому воздуху и жаркому солнцу, они более - менее выросли.

Мы с Васей внимательно осмотрели весь участок, радостно восклицая при каждом новом обнаруженном культурном виде: моркови, петрушке, свекле, луке. Я наткнулся даже на картофель. И горько усмехнулся - вездесущий и неистребимый колорадский жук деловито пожирал листья.

-- И сюда забрался, сволочь! - вслух сказал я.

-- Кто сволочь? - спросил Вася.

Я показал ему вредителя. Рац засмеялся.

-- Надо будет потом Папена сюда прислать.

-- Слушай, давай лука надергаем, и Игорю принесем! И петрушки. И морковки... Что мы, в самом деле, как бедные родственники ходим?

Мы нарвали столько, сколько могли унести в карманах, и отправились дальше очень довольные собой. Конечно, если бы мы и ничего не принесли, Молчанов бы тоже нас не выгнал. Но прикалывался бы долго. А теперь и мы могли кое-что ответить. Кроме того, где-то в глубине души теплилось радостное предвкушение - что принесут участники "похода за зипунами"?

Звучит несколько странно, но никакого беспокойства мы не испытывали. За эти недели в той стороне, куда отправились наши бойцы, мы не видели ни одного чеха. Как-то и в голову не приходило, что они могут скрытно перемещаться, так, что мы их не видим; сидеть днем в этих самых кошарах. Да мало ли!

Ну, если бы мне было лет тридцать, я бы, наверное, и задумался над этим. Но в свои двадцать три года подобные сомнения меня не посещали. Даже более того, если бы наши наткнулись на чехов, и что-то там сделали, я бы преподнес это как достижение. Разведпоход, или что-то в этом роде. Трудно сказать, чего в этом было больше - самонадеянности, глупости, циничного расчета?