Ольга Тер-Газарян - Есенин и Айседора Дункан Страница 38

Участившиеся запои, когда Есенин бывал трезвым по 3–4 дня в неделю, вынудили Толстую поговорить с ним о возможном лечении. Ему предлагалось несколько вариантов отдыха в санатории, но поэт отказывался.

Его здоровьем уже заинтересовались и советские власти. В конце октября с письмом к Ф. Э. Дзержинскому обратился Х. Г. Раковский, только что назначенный Послом России во Франции:

«Дорогой Феликс Эдмундович! Прошу Вас оказать нам содействие – Воронскому и мне, чтобы спасти жизнь известного поэта Есенина – несомненно, самого талантливого в нашем Союзе. Он находится в очень развитой стадии туберкулеза (захвачены оба легкие, температура по вечерам и пр.). Найти куда его послать на лечение нетрудно. Ему уже предоставлено было место в Надеждинском санатории под Москвой, но несчастье в том, что он вследствие своего хулиганского характера и пьянства не поддается никакому врачебному взаимодействию. Мы решили, что единственное еще оставшееся средство заставить его лечиться – это Вы. Пригласите его к себе, проберите хорошенько и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать. Жаль парня, жаль его таланта, молодости. Он много еще мог дать не только благодаря своим необыкновенным дарованиям, но и потому, что, будучи сам крестьянином, хорошо знает крестьянскую среду.

Получив письмо 25 октября 1925 года, Ф. Э. Дзержинский передал его секретарю с резолюцией:

«г. Герсону. М. б. Вы могли бы заняться.

Секретарь стал искать Есенина, но не смог найти.

29 октября 1925 года Есенина вызвали в 48-е отделение милиции Москвы, где он давал показания о происшедших событиях в поезде 6 сентября 1925 года, когда он возвращался из Баку в Москву и в нетрезвом виде устроил скандал, чуть не подравшись с дипкурьером А. Рога. Поэт дал подписку о явке в суд по первому требованию. Он попытался уладить это дело, обратившись за помощью к наркому А. В. Луначарскому и другим авторитетным друзьям, но ничего не помогло. Толстая предложила Есенину лечь в больницу, так как лиц, находившихся на лечении, не имели права судить. 26 ноября 1925 года поэт оказался в клинике Московского университета под наблюдением профессора П. Б. Ганнушкина. Есенин все чаще просит Толстую не навещать его, а в декабре заводит речь о разводе.

14 декабря Есенин выбрался из клиники на один день. Между ним и Софьей произошел очередной неприятный разговор, после чего Толстая передала ему в клинику записку: «Сергей, ты можешь быть совсем спокоен. Моя надежда исчезла. Я не приду к тебе. Мне без тебя очень плохо, но тебе без меня лучше. Соня».

21 декабря 1925 года Есенин покинул клинику, аннулировал в Госиздате все доверенности и простился с друзьями. В эти же дни он зашел и к своей первой жене – Анне Изрядновой. На ее вопрос: «Что? Почему?» ответил: «Смываюсь, уезжаю, чувствую себя плохо, наверное, умру». Навестил и простился с детьми от Зинаиды Райх.

23 декабря Есенин уехал в Ленинград с намерением начать новую жизнь там. Своему ученику Эрлиху он послал телеграмму с просьбой найти комнаты, сам же остановился в гостинице «Англетер».

Через пять дней, 28 декабря, утром, в номере отеля Есенин был найден повесившимся на трубе парового отопления. Через все лицо его проходил страшный багровый след – вероятно, след от трубы. Многие очевидцы утверждали, что правая рука поэта была неестественно скрюченной, как будто бы он хотел освободиться от петли. Все это наводило некоторых современников на версию об убийстве поэта и инсценировке самоубийства.

Накануне Есенин передал Эрлиху стихотворение, написанное собственной кровью:

До свиданья, друг мой, до свиданья.Милый мой, ты у меня в груди.Предназначенное расставаньеОбещает встречу впереди.До свиданья, друг мой, без руки, без слова,Не грусти и не печаль бровей, —В этой жизни умереть не ново,Но и жить, конечно, не новей.

Глава 24

Навстречу любви…

Весть о смерти Есенина Дункан получила в Париже. Она обратилась в газеты с письмом: «Известие о трагической смерти Есенина причинило мне глубочайшую боль. У него была молодость, красота, гений.

Неудовлетворенный всеми этими дарами, его дерзкий дух стремился к недостижимому, и он желал, чтобы филистимляне пали пред ним ниц. Он уничтожил свое юное и прекрасное тело, но дух его вечно будет жить в душе русского народа и в душе всех, кто любит поэтов.

Я категорически протестую против легкомысленных и недостоверных высказываний, опубликованных американской прессой в Париже. Между Есениным и мной никогда не было никаких ссор, и мы никогда не были разведены. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием. Айседора Дункан».

Дункан очень тяжело переживала смерть поэта. Своей приемной дочери Ирме она написала: «Я рыдала о нем много долгих часов, сколько могла… Сейчас у меня полоса сплошных страданий и невзгод, поэтому меня часто посещает искушение последовать его примеру. Только я уйду в море».

После разрыва с Есениным Дункан продолжала гастролировать по советской России. В начале 1924 года она выступила в Киеве и Харькове, затем последовало турне по Волге и Туркестану. Последнее ее выступление вместе с учениками состоялось в конце сентября в Большом театре, куда были приглашены 4 тысячи пионеров и школьников. На концерте присутствовали и вожди большевистской партии. 30 сентября 1924 года Дункан уже была на борту самолета, летевшего в Кенигсберг.

Слава Дункан меркла. Она уже не могла выступать как раньше, а ее образ жизни и бесконечные траты на выпивку привели ее в плачевное состояние. Сама он писала: «Я вишу на конце веревки… Я готова продать любовные письма, адресованные мне, – это все, что у меня осталось, – у меня их не меньше тысячи».

После смерти Есенина Дункан была признана судом единственной женой поэта, поскольку официального развода не последовало, и поэт женился на Толстой, будучи неразведенным. Дункан, как жене поэта, принадлежало право его наследства, которое благодаря огромным переизданиям его книг в последний год, достигло 300–400 тысяч франков. Наследственная тяжба длилась около двух лет. Свои права отстаивала и вторая жена Есенина Зинаида Райх. В ноябре 1926 года Дункан получила из Москвы извещение на получение денег, но, несмотря на то, что она сильно нуждалась, а ее дом в Нью-Йорке из-за долгов был выставлен на продажу, она отказалась от наследства в пользу родных поэта: матери и сестер, сказав: «Отвезите их его матери и сестрам. Им они нужнее, чем мне».

Вскоре Дункан переехала в Ниццу и там же в последний раз выступила публично. В тот вечер она танцевала только немецкую музыку: незаконченную симфонию Шуберта, траурный марш из «Гибели богов» и в заключение «Смерть Изольды».