Константин Золотовский - Подводные мастера Страница 38

Сам я вылезти уже не мог. Чуть шланг и сигнал не оборвали, пока вытаскивали. Когда подняли, был я похож на огромную лягушку.

Спускался однажды в старый заводский колодец с запутанными узкими ходами, который водолазы называют „кофейником“. Чистил его и чуть в нем не остался.

Но нигде и никогда ни мне. ни товарищам не требовалось столько водолазных рубах для работы, сколько мы везли теперь. Что же это нас ожидало?»

И пока я так размышлял, сидя в кабине, самолет вдруг как ухнет вниз метров на пятьдесят, между каких-то гор. У меня и дух захватило, слова выговорить не мог. Потом выровнялся, опять хорошо стало, я даже запел.

Но вот самолет снова стал падать на крыло, и я увидел верхушку горы, а на ней стоит торчком что-то вроде стрекозиного хвоста. Покатился я на бок. Кажется мне, что падает самолет, уцепиться не за что, за собственную шубу ухватился.

Потом мы сели, и начал самолет подпрыгивать на земле. Наконец остановился.

Расстегнули на мне ремни, и вывалился я из кабины, как куль гвоздей.

Встретили нас рабочие-нефтяники и колхозники, целая делегация, подбежали, подхватили, посадили на легковые машины и сразу повезли.

— Давно ждем вас, товарищи, — говорят.

Вдыхаем мы острый сладковато-душный воздух и видим похожие на темные портовые краны высокие вышки. Стоят они и беспрерывно качают нефть. В этих богатейших промыслах нефти было огромное количество.

А возле вышек темнеют, поблескивая, как гутаперча, озера. Нефть, которую качают вышки, наполняет их до краев. Эти необыкновенные озера называют «амбарами». Миллионы рублей стоят.

Тут же на горах суетились рабочие, сооружая огромный трубопровод, по которому нефть отсюда должна побежать на нефтеперегонные заводы. Нефтепровод еще не достроили, а в одном из «амбаров» случилась авария, образовались трещины.

Это был самый большой амбар.

Нефть пробила в нем стенку и покатилась с гор, угрожая сжечь внизу колхозные поля. Еще издали мы раз глядели там темно-зеленые квадраты риса и светло-зеленые всходы кукурузы Колхозники боролись с нефтью, преграждали ей на склонах путь камнями и глиной, но это мало помогало.

Нам надо было срочно заделать трещины в большом «амбаре». К нашему приезду на его берегу уже построили пристань: забили в грунт жерди и положили на них доски. Мы наскоро сколотили и установили до самого дна амбара деревянные трапы для спусков.

Надевают наши ребята костюмы, несколько человек сразу собираются на дно итти. Принюхиваются к незнакомому запаху, шутят, но виду не подают, что впервые лезут в нефть.

Колхозники не отходят от нас. Тут же стоят начальник промыслов, врач и бригадир центральной вышки, которая идет первой по добыче нефти. Все тревожно смотрят на нас: они знают, что нефть быстро разъедает водолазные костюмы.

Вдруг нефтяной бригадир всмотрелся в лицо нашего дяди Миши и весело сказал:

— Эге, да это никак тезка? Вот так встреча!

Дядя Миша в свою очередь посмотрел на бригадира и узнал в нем своего старого приятеля. Бригадира тоже звали Михаилом Михайловичем. Фамилия его была Дорофеев. Был он так же высок, как дядя Миша, только поуже в плечах.

Радостно пожимая друг другу руки, друзья разговорились. Оказывается, познакомились они еще на Каспии, когда там были найдены подводные месторождения нефти, и закладывали вместе первую нефтяную вышку в открытом море.

О чем дальше беседовали приятели, узнать мне не удалось. Я уже уходил в нефть.

А нефть густая, жирная; чтобы погрузиться, надо расталкивать ее вокруг себя, поворачивать плечами во все стороны. А на дне нефть жидкая, горячая. Немало ее бригадир с центральной вышки сюда накачал!

Дошел я до грунта, потравил золотником воздух, а он не пробивает нефть, поднимает ее, как резиновый потолок, качает. Накапливается воздух вокруг шлема, звенит, тесно ему. Будто камешки белые обступили, бегают, грохочут над головой пузырьки, нет им выхода. А кругом тьма густая, руки не повернешь. Нефть со всех сторон меня заковала, давит на грудь, на спину, обжала ноги. Воздух так надо мной и стоит, а скопится много его, тогда только пробьет он нефть и вылетает наверх. Тесно, жарко, душно мне. Запах нефти даже в костюме слышно. Много мест за свою жизнь перевидал, но такого диковинного — никогда!

Нащупал я во тьме откосную глиняную стенку бассейна и заскользил по ней боком, как по маслу. Ищу пробоину, двигаюсь сравнительно свободно благодаря заботам старшины дяди Миши. Он там наверху мой шланг-сигнал не задерживает и слабины лишней не дает, как раз по ходу травит, облегчает мне поиски.

А где-то в стороне от меня водолаз Никитушкин во тьме ходит, тоже вслепую ищет. Интересно, как его пощипала нефть?

У меня нефть уже съела резиновые прокладки в автоматических клапанах, и они непрерывно травят воздух, даже гудят. На головной золотник теперь не жму, воздух сам собой летит.

Потом слышу — по животу что-то горячее поползло. Это нефть проела где-то рубаху. Шланг тоже повредила, и он травит воздух, будто кто его проклевал.

А трещины в стене еще не нахожу. Пополз скорей, тороплюсь, шарю по стенке, обливаюсь потом. А трещины нет. С чем же выйду? Ведь наверху нефтяники с колхозниками стоят, помощи ждут! Шарю по стенке. Руки дрожат, голова кружится от запаха нефти, перехватило горло. Покатился я по глине, и вдруг схватило мою руку и потянуло ее куда-то. Сразу понял, что это щель.

Сигналю: «Здесь!» Телефона не было, его всё равно бы съело. Сверху ответили на сигнал и спустили по оттяжке парус на железных трубах, иначе бы он не утонул.

Расстелил я его на трещине. Потом мешки мне парусиновые с глиной стали спускать. А я их один возле другого на парусину кладу. Тороплюсь скорей успеть, пока нефть костюм не разъела. А мешки тяжелые, еле ворочаю. Эх, сейчас бы я их мигом на брезент покидал! Но нет у меня лишнего воздуха в костюме.

Помню, при постройке пристани я легко клал под водой в железную корзину такие валуны, что наверху двенадцать сильных мужчин кряхтели, едва выворачивали эту махину из корзины и удивлялись, как я мог один такую тяжесть на дне одолеть.

А я их воздухом поднимал. Обхвачу валун, накоплю побольше воздуха, рубаха раздуется до отказа, гляжу — он и отрывается от грунта.

Тут я его сразу опрокидываю в корзину. Только надо не прозевать, в ту же секунду стравить воздух из рубахи, а не то улетишь вверх ногами и порвешь себе кровеносные сосуды.

Но здесь не река, — воздух изо всех дыр летит. Рубаха прилипла к телу и не то, чтобы мешки воздухом поднимать, для себя его не хватает, сплошным бензином дышу.

Рук и ног не слышал я, когда тридцать мешков на парусину уложил.