Леонид Млечин - Сталин. Наваждение России Страница 39

Сталин думал иначе, и в Берлин Алексей Федорович не вернулся.

4 мая 1939 года Вячеслав Михайлович Молотов стал наркомом иностранных дел. Отставка наркома Литвинова, еврея и сторонника системы коллективной безопасности, привлекла внимание Гитлера.

Германская печать и партийно-пропагандистский аппарат получили указание прекратить критику Советского Союза и большевизма, писать о новом наркоме Молотове в уважительном тоне и не упоминать, что его жена еврейка. Но ни Берлин, ни Москва никак не могли решиться на откровенный разговор о политическом сближении. Наступило время хитрого дипломатического маневрирования.

Ситуация в Европе накалялась. Дело шло к войне. Предстояло определиться, кого поддерживать — Гитлера или западные демократии?

Советские историки утверждали, что пакт с Гитлером был подписан ради того, чтобы сорвать образование единого антисоветского фронта. Москва желала образовать единый антигитлеровский фронт в Европе, но западные державы не хотели объединяться с Советским Союзом и надеялись натравить на него нацистскую Германию. Пытаясь избежать изоляции, Сталин и Молотов подписали пакт с Гитлером и Риббентропом…

В реальности ситуация была другой. Изоляция Советскому Союзу не грозила.

Объединиться с Гитлером демократии Запада не могли. Другое дело, что они не хотели воевать, помня, какой катастрофой стала Первая мировая, и долгое время шли Гитлеру на уступки, наивно надеясь, что фюрер удовлетворится малым. Но уступать и становиться союзниками — это принципиально разные подходы к политике.

Позорные политические процессы в Москве, массовые репрессии, насильственная коллективизация и голод — все это привело к тому, что в представлении западного мира Советская Россия мало чем отличалась от нацистской Германии. Для западных политиков Сталин ничем не был лучше Гитлера. Советского вождя не воспринимали как надежного союзника, на чье слово можно положиться. И у многих европейских политиков витала циничная надежда как-нибудь столкнуть между собой двух диктаторов — Гитлера и Сталина: пусть они сражаются между собой и оставят остальной мир в покое.

Кстати, точно так же столкнуть своих противников лбами надеялись и в Москве. В марте 1935 года, беседуя с работниками аппарата президиума ВЦИК, Михаил Иванович Калинин откровенно говорил:

— Мы не против империалистической войны, если бы она могла ограничиться, например, только войной между Японией и Америкой или между Англией и Францией…

Новая война Сталина не пугала. Если в результате Первой мировой возникла Советская Россия, то вторая, возможно, увеличит социалистический лагерь. С 28 сентября по 1 октября 1938 года в Москве проходило совещание пропагандистов по случаю выхода в свет «Краткого курса истории ВКП(б)». Сталин говорил:

— Большевики не пацифисты, которые вздыхают о мире и берутся за оружие только в том случае, если на них напали. Неверно это. Бывают случаи, когда большевики сами будут нападать, если война справедливая, если обстановка подходящая, если условия благоприятствуют. Сами начнут нападать. Большевики вовсе не против наступления, не против всякой войны. То, что мы сейчас кричим об обороне, — это вуаль, вуаль. Все государства маскируются: с волками живешь, по-волчьи приходится выть.

В зале засмеялись.

— Глупо было бы все свое нутро выворачивать и на стол выложить, — продолжил Сталин. — Сказали бы, что дураки…

В 1939 году Советский Союз оказался в выигрышном положении: оба враждующих лагеря искали его расположения. Сталин мог выбирать, с кем пойти: с нацистской Германией или с западными демократиями. В августе Сталин сделал выбор.

Многие и по сей день уверены в его мудрости и прозорливости. Но это решение, судьбоносное для страны, наглядно свидетельствует об обратном. О неспособности оценить расстановку сил в мире, понять реальные интересы тех или иных государств и увидеть принципиальную разницу между демократией и фашизмом. Сталин совершил ошибку, которая обошлась России в десятки миллионов жизней.

Западные демократии, презирая реальный социализм, вовсе не ставили свой задачей уничтожить Советскую Россию. Они, конечно, не могли быть друзьями сталинского режима, но и не были врагами России. Ни Англия, ни Франция не собирались нападать на Советский Союз. Никакой угрозы от них не исходило, сколько бы ни трубила об этом сталинская пропаганда.

А вот для Гитлера Россия была врагом. С первых шагов в политике фюрер откровенно говорил о намерении уничтожить большевистскую Россию как источник мирового зла. Нападение на нашу страну было для Гитлера лишь вопросом времени. Таким образом, Сталин в 1939 году заключил союз со смертельно опасным врагом и демонстративно оттолкнул потенциальных союзников.

Все, что желали Англия и Франция, это гарантировать себе прочный тыл — им нужно было согласие Сталина выступить против Германии, если та на кого-то нападет. О реальной военной помощи Лондон и Париж не просили. Но Сталин поставил вопрос так, что переговоры были обречены с самого начала. Ему было известно, что Польша даже накануне войны с Германией не согласится на ввод советских войск на свою территорию.

«Это привело бы к оккупации части страны и нашей полной зависимости от Советов, — писал генеральный инспектор вооруженных сил Польши маршал Эдвард Рыдз-Смиглы. — Советское правительство хорошо знает нашу позицию и, если, несмотря на это, требует нашего согласия как необходимого условия продолжения переговоров, то оно тем самым доказывает, что серьезно к соглашению не стремится. Советское правительство хочет так вести переговоры, чтобы их затянуть или сорвать. Советы не имеют намерения вступать в войну с Германией».

Польский генерал был прав. Конечно же, Сталин вовсе не собирался осенью 1939 года воевать с нацистской Германией ради Польши.

Накануне переговоров один из руководителей исполкома Коминтерна Дмитрий Захарович Мануильский выступал в узкой аудитории:

— Сейчас за нами так ухаживают, как приблизительно за богатой московской невестой в свое время (смех в зале). Но мы цену своей красоте знаем (аплодисменты) и если сделаем брак, то по расчету (смех, аплодисменты). Я не скажу вслед за английской печатью, что соглашение между Советским Союзом и Англией и Францией уже в кармане. В кармане может быть и фига…

Почему же Сталин вообще согласился на переговоры с англичанами и французами?

Сохранял запасной вариант на тот случай, если Польша вдруг капитулирует и Гитлер с Риббентропом откажутся от сделанного ими предложения заключить договор. Присутствие в Москве английской и французской делегаций укрепляло позиции Сталина и Молотова на переговорах с Риббентропом.