Сергей Павлович - Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера. Страница 39

И понеслось. Затяжка — следующий — передохнем, пацаны. Ну что, всех вставило? Да-а, то, что надо. Хороша, чертовка! Анекдоты, веселые и не очень истории из жизни.

Поболтали, посмеялись. Вспомнили вольную жизнь. Повторили. Меня «накрыло» так, что я не то что встать со шконки, я слово «мама» с трудом выговаривал.

Стук в «кормушку».

— Мужики, кто там? — крикнул в дальний конец хаты Дима Батон.

— Павлович, — послышалось через несколько минут.

— Блин, Серый, тебя, — сказал Дима. — Иди на кабинеты.

— Вот черт! Как чувствовал, что не стоит курить.

— Ты, главное, не грузись, — советовал мне Фил. — Ничего страшного не произошло. Веди себя естественно. Если адвокат, так она и не чухнет.

— П-п-постараюсь.

— Удачи.

Я с трудом переоделся, взял с собой какие-то документы по делу, ручку, еще что-то.

— Ну что, готов? — послышалось из-за двери.

— Да погоди ты, старшой. Две минуты, — я оттягивал время.

— Серый, иди помой лицо холодной водой, — подошел ко мне Валид. — Попустит.

Вывели за дверь. Ноги ватные, идти не хотят, каждое движение дается с трудом. И рой мыслей в голове: кто бы это мог быть? Адвокат? Так ведь была уже. Следак? Маловероятно, 31-е число, вечер — он уже, поди, дома, оливье нарезает. Ладно, дойти бы до тех кабинетов для начала, а там разберемся. «Не волнуйся, Сережа, веди себя естественно», — всю дорогу повторял я про себя.

Тюрьма будто вымерла. В это время уже темно, на продолах включено только дежурное «ночное» освещение, а все арестанты, скорее всего, готовятся к встрече Нового года — нет-нет, да из-за дверей, к которым мы порой подходим слишком близко, раздается дружный смех. Четвертый этаж, третий, второй, первый, снова второй — все так медленно и длинно — наверное, на Голгофу путь был короче.

— Старшой, какой номер кабинета? — интересуюсь у контролера, надеясь получить подсказку: четная сторона была для адвокатов, нечетная — для следователей.

Молчит старшина. Как рыба об лед. Может, глухой? Сердце стучит так сильно, что, кажется, сейчас разобьется о внутреннюю сторону ребер. Заводят в «стакан» метр на метр, где обычно после ухода адвокатов и следователей ожидаешь, пока тебя отведут обратно в хату.

— Э-эй, старшой, да скажи ты номер кабинета, — бешено стучу я в дверь «стакана».

— Да погоди ты, сейчас вызовут, — раздался недовольный ответ.

Куда вызовут, кто вызовет? Опять рой гудящих пчел-мыслей. Так-так-так… Если адвокат, то сразу бы в кабинет отвели. Если следователь — та же картина. Значит, не они. Тогда кто?! И тут меня осеняет — «кум»! Что ж ему от меня надо? Видать, какая-то сука уже сдала, что мы траву курили… Да, точно, «кум». Что же он будет спрашивать?! В моей голове закружился водоворот возможных вопросов и ответов: если спросит это — отвечу так, а спросит то — отвечу по-другому. Ааа, мамочки, и чего ж так не везет? Зачем я курил?! Хоть бы не раскрутили, не хватало мне еще только «триста двадцать восьмой»… А вдруг это все в хате специально замутили? Писала же мне Катя: «В тюрьме никому верить нельзя», да и Валид же говорил… И как потом ей и маме в глаза смотреть?! Блин, ну вот зачем я курил?!

Лязг замка. — Павлович, на выход. — Куда? — Прямо по коридору.

В этой части тюрьмы я еще не был. Длинный коридор метров в десять и прямоугольники одинаково неприветливых, обитых черным дерматином дверей по обеим сторонам. Как в ОГПУ, или, как там, НКВД, — неизвестно, когда вернешься домой…

Иду осторожно, выверяю каждый шаг — попробуй угадай, за какой из дверей тебя ждут. Глаза в пол опустил, чтоб никто не «выкупил», что накуренный. Неожиданно третья справа дверь плавно открылась.

— Заходи.

Когда-то лакированный стол. Стул. Полумрак, верхнего освещения нет. И два мента — тучный капитан с лоснящейся мордой и сопливый лейтенантик лет двадцати трех.

— Присаживайся, — капитан показал мне на обшарпанный стул.

Лампа прямо в лицо. Настольная. Черт, ну ведь точно «выкупят», что накурен в хлам. Если бы не лампа, то еще ничего. А так…

— Как дела, Сергей? — начал капитан.

— Н-нормально, — стараюсь придать твердость голосу и справиться с волнением.

— Догадываешься, зачем позвал?

— Никоим образом (догадываюсь, конечно, ведь сдали ж. Нет, ну вот зачем я курил?..).

— Из прокуратуры запрос пришел, я должен тебя допросить, — начал приоткрывать завесу тайны капитан. — Взятку гаишникам давал?

— Какую взятку?!

— Да мне все равно, я ж не следователь. Я допрошу и отправлю твои ответы, а прокурор уже будет решать вопрос о возбуждении уголовного дела.

— Ну о’кей, я готов, спрашивайте.

— …числа сего года, когда тебя остановили на трассе Минск — Гомель, ты прошел в служебный автомобиль сотрудников ГАИ… Как они выглядели?.. Кто именно?..

Блин, пока он спрашивает, я уже начало вопроса забываю. Что-то трава не попускает. Убойная штука.

— Дайте я сам прочту, — пытаюсь выхватить у опера листы с вопросами.

— Эй, стой! — запротестовал кум. — Тебе нельзя это читать. Это я тебе должен их задавать.

— Ну давайте, только быстрее — Новый год скоро, я устал за день с этими следаками, адвокатами, а теперь еще и с прокурорами.

— Ну ладно, иди. Тебе сообщат из прокуратуры, если дело заведут. Может, и пронесет. Ничего особо криминального я здесь не увидел.

— Дай-то бог.

— В хате все нормально? — не отпускал «кум».

— Нормально. Хата хорошая, пацаны тоже. «И вообще, — подумал я про себя, — я люблю весь мир, только отпусти меня уже отсюда поскорей».

— Посотрудничать со мной не желаешь?

— В смысле?

— В прямом, — подключился к разговору молодой лейтенант, — рассказывать все, что происходит в камере.

— Не хочу.

— Ладно, иди, — наконец разрешил капитан.

Ух, пронесло. Завели обратно в хату.

— Ну что там? — поинтересовался Фил.

— Да у «кума» был, прокуратура поручила ему меня допросить. Экстрим, блин. Я уже все силы небесные вспомнил.

Ближе к отбою зашел корпусной Саша Рубин, который проводит утреннюю и вечернюю проверку — все ли на месте.

— Мужики, с Новым годом вас. Всем скорейшего освобождения.

— Спасибо. И вам желаем хорошо встретить, — нестройным хором ответили мы.

Простое человеческое внимание. Всего восемь слов, но не ожидаешь их в этих стенах, и оттого теплее вдвойне.

— Серый, пойдем дунем, — тащил меня за рукав Славик Белоскурский.

— Э-э-э, нет. Мне достаточно, — я наотрез отказался. — Я лучше с Валидом по апельсинам.

— Ну как хочешь.

Больше я не курил. Мы зажгли свечи. Откуда-то появилась хвойная лапка. Запах из детства. И каждый, вероятно, думал о том, что дома ждут, что дома очаг, семья, мандарины под елкой и шампанское на столах. Дети, жены, матери и близкие…