Наталья Пронина - Правда об Иване Грозном Страница 39

Совсем иным было положение и перспективы войны в Ливонии. Разгром дряхлого орденского государства обещал, во-первых, безопасность западным рубежам, во вторых, отрыл бы даже не «окно», но столбовую дорогу в Европу… После недолгого затишья в январе 1559 г. русская армия под командованием С.И. Микулинского-Пункова вновь подошла к Риге и сожгла на рейде Дюнамюнде (Даугавгрива) весь рижский флот. Затем русские войска прошли Курляндию, громя отряды ливонских рыцарей. Этот стремительный рейд показал как высокие боевые качества русских, так и «полную военную беспомощность Ливонской конфедерации, где единственной реальной, но малочисленной военной силой были лишь орденские войска, в то время как ополчение городов практически не могло оказывать никакого сопротивления» [230] .

Не могло, да и не желало. Созданная в XIII веке немецкими рыцарями на землях завоеванных ими балтийских племен эстов и латышей, Ливония в XVI веке действительно представляла собой картину растущего политического распада и морального разложения. Совершенно верно пишет наш всезнающий автор, «рыцари превратились в сытых феодалов. Потомки воинов жили в неге и роскоши, (а) долгий мир, превративший Ливонию в земной рай, отучил их от сражений». Следует лишь уточнить, что «рай» в Ливонии был именно только для немецких феодалов, но никак не для местных «аборигенов», не для крепостных эстонских и латышских крестьян, из которых и рыцари, и бюргеры, и купцы беспощадно выжимали все, что можно было выжать. А потому хоть и не модно нынче вспоминать о таких фактах, но именно эти коренные жители Ливонии в первую очередь отказывались сопротивляться наступающим русским войскам, сами поднимали восстания против немцев, памятуя, видимо, о том, что еще в 907 году чудь (эсты) вместе с русами участвовали в знаменитом походе вещего князя Олега на византийский Царьград [231] …

Необходимо, однако, указать и еще один фактор, обусловивший столь молниеносные и сокрушительные победы московских войск. Фактор, в котором снова ярко сказалась поразительная политическая и военно-стратегическая дальновидность Ивана Грозного. Казалось бы, удивительно: он, с юности воевавший против татарско-мусульманской агрессии, он, покоритель главных волжских твердынь царь Иван IV, вместе с тем, как ни парадоксально это звучит, никогда не был ни врагом собственно татар, ни ислама. Он действительно желал лишь остановить агрессию с их стороны, но никак не воевать «до полного истребления» с главным историческим соседом Руси на всем протяжении ее восточных и юго-восточных границ. Как сказали бы теперь, Грозный хотел «мира и сотрудничества» с исламскими народами, закладывая тем самым крепчайшие основы для будущей могучей евро-азиатской империи. Причем хотел этого не только тогда, когда Адашев с Курбским стали открыто требовать от него безумного «броска на Крым», но уже гораздо ранее, когда с первых шагов по покорению и освоению Поволжья УДЕРЖИВАЛ того же Курбского от жестоких карательных действий против «бусурман», одновременно приглашая к себе на службу всю казанскую знать [232] , согласившуюся присягнуть русскому государю. Именно благодаря этой мудрой политике Ивана Грозного по привлечению «бусурменских сил» на русскую службу, теперь, уже во время войны в Ливонии, мусульманские области Поволжья начали поставлять русскому войску, по словам самого царя, «множае (больше) треюдесять тысящь бранных» [233] – легкую татарскую кавалерию, всесокрушающая мощь и быстрота удара которой при наступлении, как отмечали европейские наблюдатели, была поистине «непреодолимой» [234] .

Наконец, армия Ивана Грозного была великолепно оснащена артиллерией и всеми необходимыми боеприпасами. Историк свидетельствует: «Укрепленные города и замки, обилием которых славилась Ливония, не могли устоять против московских пушек. В 1558 г. Нарва вынуждена была просить перемирия из-за канонады, а через посольство к орденсмейстеру горожане извещали, что не в силах более выносить стрельбу. Курбский рассказывает о жестоком обстреле Дерпта «огненными кулами и каменными», который и заставил город сдаться… (Имели место и такие случаи, когда), не ожидая нападения, рыцари поголовно бежали из занимаемых ими замков» [235] . Все это вместе взятое просто в шок повергало европейские королевские дворы…

Однако, как подчеркивает тот же исследователь, «еще больше, может быть, чем победы русского оружия, европейцев должна была поразить уверенность и настойчивость дипломатии и торговой политики московитов. Иван IV искусно воспользовался соперничеством ганзейского города Ревеля (Таллина) с Нарвой, которой прежде никогда не позволяли вступить в торговый союз Ганзы и быть посредницей в вывозе на Запад русских товаров… Пока Ревель не давался царю, он старался всячески привлечь на свою сторону торговое население Нарвы. (По указу Грозного) город освободили от военного постоя; его жителям предоставили полную свободу вероисповедания, нарвские купцы получили право беспошлинной торговли по всему Московскому государству, а также право беспрепятственно сноситься с Германией. Ближним к Нарве деревням московский воевода доставил зерно для посева, дал быков и лошадей. Нарва явно выиграла от присоединения к Москве: город стал быстро обстраиваться» [236] .Таковы были русские «варвары-завоеватели»…

И все же не эти действия царя Ивана вызвали у европейцев уже настоящую тревогу и страх. Подлинную панику вызвало то, о чем доложил «на съезде имперских депутатов Германии в 1560 г. Альберт Мекленбургский, владения которого были объявлены в непосредственной опасности от московского нашествия». А доклад сей заключал следующие факты: «Московский тиран» принимается строить флот на Балтийском море: в Нарве он превращает торговые суда, принадлежащие городу Любеку, в военные корабли и передает управление ими испанским, английским и немецким командирам» [237] . А это означает, что у московита уже в самом скором времени будет не одна лишь сильная сухопутная армия, но и достаточно сильный флот, что, в свою очередь, позволит ему не только прочно закрепиться на балтийском побережье со всеми вытекающими из этого последствиями, но и угрожать всей Европе… В связи с этим докладчик прямо призвал высокое собрание «настоять перед нидерландским и английским правительствами, чтобы они перестали доставлять оружие и другие товары «врагам всего христианского мира». Германская империя должна оказать помощь своим единоплеменникам и не дать утвердиться в Ливонии восточному государю». Выслушав сию тревожную речь, «съезд постановил обратиться к Москве с торжественным посольством, к которому привлечь Испанию, Данию, Англию, предложить восточной державе вечный мир и остановить ее завоевания» [238] …