Николай Новиков - У истоков великой музыки Страница 39

 Новые находки И. Б. Голубевой в Калининском архиве открывают, что в это время брат композитора Филарет, старший в семье, становится наследником всех владений. Юлия Ивановна, как бывшая опекунша, передает ему все движимое и недвижимое имущество. Документ, датированный 10 марта 1858 года, написан матерью композитора в виде письма с обращением: "Милый друг Филарет Петрович!" А заканчивается так: "С истинным доверием и любовью к Вам были и навсегда будем, милый друг наш, Вас истинно любящая мать Ваша Юлия Ивановна дочь Мусорская за себя и по долгу попечительницы за сына своего лейб-гвардии Преображенского полка прапорщика Модеста Петровича Мусорского второго..."

 В дальнейшем, когда Модест достиг совершеннолетия, имения Мусоргских находились в совладении братьев. Письмо-доверенность интересно тем, что это второй известный нам после стихотворения документ, написанный матерью.

 В одной из биографических книг говорится: "Мусоргский был увлечен открывшейся перспективой бездумной и беспутной жизни гвардейского юнкера, а затем офицера".

 Можно ли серьезно воспринимать такое суждение? Обратимся опять же только к фактам.

 Когда началась служба в полку, Модест, как и другие офицеры, участвовал в учениях, парадах, нес караульную службу. В свободное время он находился не в казарме, а дома, в квартире, которую снимала мать на Ямской улице. Здесь же жили и каревские дворовые из прислуги. Документы показывают, что с Псковщины часто ездили в Питер крестьяне и дворовые Мусоргских, и они всегда находили приют у своих господ. Радушно принимала Юлия Ивановна и друзей Модеста, а знакомился он в основном с теми, кто тянулся к искусству, любил музыку. Однажды во время дежурства в госпитале произошла его встреча с А. П. Бородиным. "Я был дежурным врачом, он дежурным офицером. Комната была общая, скучно было на дежурстве... мы разговорились и очень скоро сошлись..." - писал в своих воспоминаниях Александр Порфирьевич.

 Однополчанин Мусоргского Федор Вонлярский познакомил Модеста с Александром Сергеевичем Даргомыжским, а позже в доме знаменитого композитора произошла встреча с Цезарем Кюи и Милием Балакиревым.

 Модест начинает регулярно заниматься с Балакиревым. "Играли в четыре руки... весь существующий тогда репертуар музыки классической, старинной и новейшей, а именно: Баха, Генделя, Моцарта, Гайдна, Бетховена, Шумана, Берлиоза и Листа",- писал Милий Алексеевич и при этом отмечал, что Модест был "превосходным пианистом". Однако сам Мусоргский стремился к большему совершенству и решил продолжать занятия дома. Юлия Ивановна с готовностью выделяет деньги для приобретения дорогого инструмента. Балакирев помогает выбрать рояль фирмы Беккер. Когда покупку доставляют домой, Модест пишет: "Я сегодня так хватил по этой машине, что у меня в кончиках пальцев началась какая-то жгучая, острая боль, точно мурашки заходили, а машина ничего, хоть бы одна струна зазвенела. Тон прекрасный, басы очень хороши, я совсем доволен инструментом..."

Прапорщик М. П. Мусоргский

 Через два дня в присутствии Юлии Ивановны Модест и Милий еще раз обновили рояль, исполнив в четыре руки 2-ю симфонию Бетховена.

 За музыкальные занятия с сыном Юлия Ивановна щедро платила Балакиреву. С материнской сердечностью принимала она его в своем доме, старалась повкуснее накормить, лечила травами, которые летом собирались на каревских лугах, заказывала на скромные уже средства билеты в театр на оперу, даже помогала Милию собирать записи народных песен. А ведь, скажем откровенно, характер у Балакирева был "не мед", на манер тургеневского Базарова, и общаться с ним было непросто. Но Юлия Ивановна находила подход ко всем, с кем дружил Модест, потому как жила только заботами младшего сына. Они вместе посещали театры, выставки, концерты. Юлию Ивановну интересовали и опера Глинки "Руслан и Людмила", и спектакль "Бригадир" Фонвизина в Александровском театре, и премьеры балета в Мариинке, и домашние спектакли, и литературные новинки в журнале "Современник", который Мусоргские читали постоянно даже в Кареве. А после всего увиденного, прочитанного устраивались семейные обсуждения. И при всей разносторонности увлечений Юлия Ивановна оставалась заботливой матерью, радушной и хлебосольной хозяйкой, сохранившей гостеприимные традиции наумовского и каревского домов. Она больше других верила в талант сына и первая благословила на трудную жизнь в искусстве, в то время как даже дальновидный Стасов не одобрил поначалу этого решительного шага Модеста.

 В 1858 году, 1 мая М. П. Мусоргский, не прослужив и двух лет, подал государю прошение об отставке "по домашним обстоятельствам". Через две недели "высочайшим приказом" прапорщик Мусоргский был уволен от службы с присвоением, как было принято, очередного звания подпоручика. Этот день, вероятно, можно считать самым значительным в судьбе будущего композитора.

 Для девятнадцатилетнего юноши это означало подвиг. Ведь на службе все сложилось удачно: благожелательное отношение командиров, даже внимание самого государя, любовь товарищей, широко открытые двери в самых аристократических домах, и даже внешность способствовала успеху, как писал Бородин: "Мундирчик с иголочки... Манеры изящные, аристократические... Вежливость и благовоспитанность необычайные. Дамы ухаживали за ним". И вдруг - в отставку. Прервать блестящую карьеру, еще не зная, как сложится творческая судьба! Что заставило идти на такой риск: каприз, дар предвидения, внутренняя убежденность?

 Стасов усердно уговаривал Модеста не спешить с отставкой и приводил в пример Лермонтова, который, оставаясь офицером, сумел стать великим поэтом. На эти слова, как пишет сам Стасов, Мусоргский ответил: "То был Лермонтов, а то я; он, может быть, умел сладить и с тем и с другим, а я - нет; мне служба мешает заниматься, как мне надо".

 Этим же летом Модест писал Балакиреву: "Это время я все думаю, думаю и думаю, о многом дельном думаю, и много планов роятся в голове, кабы привести их в исполнение, славно было бы".

 Так где же здесь увлечение "бездумной и беспутной" жизнью?

 После отмены крепостного права финансовые дела Мусоргских осложнились, и Юлия Ивановна уехала из Петербурга. Во всей литературе о Мусоргском временем отъезда указывается 1862 год. Однако по "Исповедным росписям" Юлия Ивановна со всей дворовой прислугой покинула столицу годом позже. Жила она большей частью в Торопце, бывая в каревском имении наездами.

 В 1864 году здоровье Юлии Ивановны ухудшилось. Модест берет отпуск в главном инженерном управлении, где служит в чине коллежского секретаря, и уезжает в Торопец. Месяц проводит он у постели больной, а вернувшись на службу, неотступно думает о матери и, томимый предчувствием, посвящает ей романс "Молитва" на слова Лермонтова. Вскоре произошло самое горестное в жизни композитора событие - 17 марта 1865 года Юлия Ивановна скончалась "от водяной болезни". Отпевали ее в торопецком Корсунско-Богородицком соборе, главном и древнейшем храме уезда, где хранилась особо чтимая на Руси икона, привезенная в Торопец женой Александра Невского (ныне находится в Русском музее).