Иван Бларамберг - Воспоминания Страница 39

Между тем английская миссия пронюхала об обмене депешами, и, догадываясь об их содержании, Макнил, чтобы опередить нас, выехал 26 февраля из Тегерана в лагерь под Гератом в сопровождении артиллерийского полковника Тодда, майора Ферранда и нескольких английских сержантов. Цель этой спешной поездки, как мы позднее узнали, заключалась в том, чтобы склонить шаха снять осаду Герата, а в противном случае побудить защитника города Яр-Мухаммед-хана, первого министра Камран-Мирзы, а также его тайного советника и помощника английского лейтенанта Элтреда Поттингера затянуть оборону Герата до тех пор, пока Англия официально не вмешается в это дело.

Мы тем временем вынуждены были ждать ответа из Петербурга. Он пришел в конце февраля. Царь дал свое согласие на то, чтобы граф Симонич отправился в лагерь и потребовал выдачи батальона. С этого момента в русской миссии наступило оживление. Было куплено много лошадей, наняты мулы, а еще больше феррашей и голямов. Готовясь к длительному путешествию в Герат, мы сделали покупки, подготовили дорожную одежду и другие вещи. Дату отъезда назначили на 9/21 марта 1838 г. И действительно, в тот самый день, а именно в среду вечером, мы отправились в путь из Тегерана. В нашу экспедицию входили граф, его сын, я, второй секретарь Ивановский, доктор Иениш и драгоман Мирза-Якуб, а также назир (управляющий), 6 казаков с урядником, 10 феррашей с ферраш-баши, 4 камердинера, 10 вооруженных голямов и приблизительно 50 лошадей и 100 мулов с погонщиками.

Первый секретарь барон Боде отсутствовал, потому что еще в ноябре 1837 г. получил отпуск и отправился в Англию и Россию. Первого драгомана миссии Гутта мы должны были разыскать в лагере под Гератом.

Так как маршрут нашего путешествия в Герат и обратно указан в опубликованном мною военно-статистическом описании Персии, вышедшем в 1853 г. в VII книжке «Записок Императорского Русского географического общества», я не буду вдаваться в подробности и ограничусь здесь лишь общими данными.

Путешествие в Персии, особенно предпринятое русским посланником, нельзя сравнить с путешествием в европейских странах. Здесь, в Персии, нет даже хороших дорог, мостов через реки (по крайней мере не везде), ни одной гостиницы, не говоря уже о комфорте, с которым можно путешествовать в Европе. В Персии, если отправляешься в путь, надо брать с собой все имущество. И так как на Востоке о человеке судят по одежде, внешности и свите (т. е. чем больше у путешественника свита, тем уважительнее относятся к нему), то и мы должны были придерживаться этого обычая.

Для походного экипажа у меня были четыре лошади, две из которых были прекрасными туркменскими иноходцами, Со мной ехали русский слуга, он же прачка, а при случае и повар, слуга-армянин и персидский конюх. Мое имущество помещалось в двух яхтанах, т. е. четырехугольных деревянных, обтянутых кожей ящиках с кожаными ремнями, которые навьючивают по два на мулов или лошадей. Ящики имеют с обеих сторон железные кольца, в которые можно продеть две прочные деревянные палки длиной 3 1/2 фута с крюками. Ремнями к палкам привязывают толстый, сложенный вдвое кусок полотна, на который можно класть матрац. К крышке одного из ящиков к тому же приделана обтянутая кожей доска, которая поднимается и опускается при помощи шарниров. Подняв ее, можно положить подушку. Когда ящики снимались с вьючного животного и между ними навешивались палки, они образовывали кровать; оставалось только положить матрац, подушку, простыни, и походная кровать была готова. Подобными яхтанами на Кавказе пользуются все офицеры, так что во время ночлега не надо ложиться на сырую землю и к тому же всегда имеешь при себе кровать.

В одном яхтане находились мое белье, форма, сюртук, пальто и прочая одежда, а также портфель с необходимыми принадлежностями для письма; в другом — запас чая, сахара, восковых свечей (стеариновых свечей тогда в Персии еще не знали) на пять месяцев, затем ром, чайный сервиз, походный несессер и т. д. Если ко всему этому добавить еще вещевой мешок моего слуги, то набирался груз для одного мула (6–8 пудов, или 2–3 английских центнера). Другой мул навьючивался двумя большими войлочными баулами (мафраш), подбитыми изнутри ковровым материалом. В одном находились матрац, две подушки, покрывало, простыни, три походных стула, походный раскладной стол, медный умывальник с кувшином, персидский бумажный фонарь и другие мелочи; в другом — конская упряжь, т. е. четыре большие попоны из войлока, уздечка, хомуты, веревки с кольцами и железными наконечниками, которые вбивались в землю, четыре торбы, большой медный, оцинкованный внутри котел, из которого поили коней, щетки и скребницы для лошадей, четыре больших широких ремня из хлопчатобумажной ткани для крепления попон, плюшевая тряпка для чистки и имущество конюха.

Палатки и ковры находились под особым присмотром ферраш-баши. Каждый из нас имел свою палатку. Ночевали мы либо в городах, либо в деревнях, иногда даже в караван-сараях, но чаще всего в палатках.

Каждое утро, на рассвете, попив чаю, мы отправлялись в путь. Все ехали верхом, только граф в легком фаэтоне, запряженном двумя лошадьми. Если дорога была плохая, он садился на коня. Перед фаэтоном графа верховые конюхи вели четырех оседланных жеребцов с роскошными едеками (попоны, расшитые цветными полосками сукна, арабесками и цветами). Казаки и голямы следовали за фаэтоном. Что касается феррашей и чарвадаров (погонщиков мулов), то они всегда выезжали рано утром вперед на следующую станцию (мензил) или с палатками, коврами и багажом для разбивки ночного лагеря. В пути мы ехали либо вместе, либо поодиночке. Кто-то зарисовывал красивые пейзажи, делал наброски руин и т. д., другой занимался охотой. Для этой цели мы имели полдюжины борзых. Однако в полдень наши взоры устремлялись лишь в одну точку на горизонте. Этой точкой было место расположения лагеря. Здесь, в тенистом местечке у ручья или цистерны (аб-амбар), четыре камердинера, высланные вперед с холодными закусками, готовили нам завтрак. Лагерь был заметен издалека по афтаб-гердену (навес от солнца), представлявшему собой косо натянутое белое полотнище, одна сторона которого крепилась снизу деревянными колышками, а другая растягивалась вверху двумя шестами. Получалось что-то вроде полупалатки. В ее тени расстилался ковер, а поверх него скатерть.

Когда мы приезжали в лагерь, камердинеры вынимали из ящика полевой кухни холодное жаркое, крутые яйца и т. д., персидский белый хлеб, вино и ликер. Перед каждым ставилась маленькая серебряная тарелочка. Мы садились, по персидскому обычаю, на корточки и смело брались за дело. После завтрака подавались кофе и кальян. Пока мы еще с полчаса отдыхали, слуги убирали походную кухню, снимали и скатывали афтаб-герден и грузили все это на мула. Мы снова садились на коней и ехали так до вечера, пока не добирались до станции или ночного лагеря. Здесь для каждого из нас была приготовлена палатка, внутри постелен ковер, наготове походная кровать, стол и раскладные стулья, а также кувшин для воды с умывальным тазом. Если ночевали в деревне или городе, то каждого из нас уже ожидала квартира или комната; все шло как по маслу. До ужина приводили себя в порядок. В промежутках пили чай и отдыхали на походной кровати. Когда мы квартировали в деревне или городе, то зажигали персидский фонарь — бумажное страшилище длиной 2–3 фута с деревянным или медным дном. Слуга, провожая нас к дому посланника, шел впереди и освещал дорогу. Мы вооружались толстыми палками, чтобы отгонять многочисленных собак, рыскавших ночью по улицам. Ужин продолжался обычно полчаса, иногда целый час, смотря по тому, насколько утомительным был дневной переход. Во время ужина обменивались впечатлениями об увиденном в пути. Затем желали графу спокойной ночи и отправлялись по домам, предшествуемые слугами с фонарями.