Алекс Савчук - Прутский Декамерон Страница 39

– Не поймет, – сморщив носик, произнесла моя Людмилка с сожалением, глядя мне прямо в глаза, – он у меня дагестанец, сам понимаешь, Кавказ, горячая кровь.

В это самое время из группы студентов, проходивших мимо, отделился, направляясь к нам, какой-то парень, по внешности кавказец, и сказал с еле заметным красивым акцентом:

– Льюда, я тьибя везде ищу!

Она призывно махнула ему рукой, затем открыла свой портфель и достала из него какую-то папку, (молодец, не растерялась), муж подошел, я протянул ему руку, которую он автоматически пожал, а Людмиле, включаясь в игру, сказал:

– Если с курсовой не поможешь, то дашь хотя бы контрольную списать, хорошо?

Она кивнула, улыбнувшись мне одними глазами – и этим было сказано все: люблю, помню, прости, прощай, – и я, повернувшись, побежал к шоссе ловить такси.

На свадьбу к напарнику мне пришлось отправиться самому, а в сердце моем поселилась легкая печаль и грусть от расставания с одной из самых замечательных женщин в моей жизни, моей «гордой римлянкой». Всю дорогу, добираясь до ресторана, где должна была состояться свадьба, и потом еще много-много раз за эти годы я вспоминал ее и думал о ней.

Осень 1980, зима и лето 1981 гг.

«Сердитый».

Немецкий шнапс 30 мл.

Сборная настойка 30 мл.

Перечная настойка 30 мл.

Огуречный рассол 30 мл.

Все, кроме рассола, смешать в стакане, выпить залпом, запить рассолом.

Новелла девятая. Несовершеннолетний

«Учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться».

Вся жизнь моя – несвязный монолог,

где смех и грех текут одновременно,

и если не заметил это Бог,

то дьявол это видит непременно.

1

После целого месяца прохладной и дождливой погоды на юге Молдавии установились теплые солнечные деньки, и теперь, хотя на календаре была середина октября, можно было с уверенностью сказать, что наступило бабье лето.

Пиная разноцветные – красные, желтые и коричневые листья, словно ковром устлавшие землю на радость художникам, поэтам и романтикам и в укор нерасторопным дворникам, я подхожу к родному, до немоты в сердце знакомому двухэтажному зданию, – посмотрим какой нынче климат в ресторане, почти неделю здесь не был – для меня это целая вечность. И как тут, кстати, насчет прекрасных дам – этот вопрос для меня сегодня особенно актуален: несколько ночей подряд я провел, сидя за карточным столом и, естественно, очень соскучился по дамскому обществу.

Первый этаж ресторана смотрит на меня огромными окнами-витражами, из которых два крайних левых забраны глухими красными шторами; за ними скрывается помещение бара, где сегодня работает мой напарник Саша. По центру здания сквозь окна виден ярко освещенный вестибюль со стойкой швейцара и рядами вешалок на заднем плане; направо уходит лестница, ведущая на второй этаж, в зал ресторана.

Большие двухстворчатые стеклянные двери уже заперты, но, заметив швейцара, находившегося неподалеку от входа, я негромко стучу. 22.45 – время достаточно позднее для посетителей, но я свой, и он, прищурившись и узнав меня, открывает и добродушно улыбаясь впускает внутрь. Уважительно здороваюсь с ним за руку. Нашего швейцара зовут дядя Леша, это могучий старик почти двухметрового роста. Некоторые посетители его побаиваются – за внушительный вид, наверное, а он, добрейшей души человек, всю свою сознательную жизнь, почти сорок лет, проработал стоя у плиты поваром, достиг в своем ремесле вершин мастерства, накормил за это время тысячи и тысячи людей, при этом, никогда не видя их, и лишь теперь, по выходу на пенсию, у него, наконец, появилась возможность видеть, хотя бы уже в качестве швейцара, клиентов ресторана.

Я приветливо кивнул гардеробщице, и поднялся по широким ступеням на второй этаж. Передо мной раскинулось огромное помещение, в этот час ярко освещенное – потолок его почти сплошь уставлен матовыми шарами-светильниками общим числом 640 штук! (Можете мне поверить, сам считал, будучи в тот момент абсолютно трезвым). На сверкающем паркетном полу в несколько рядов располагаются столики – 2 и 4-местные, лишь некоторые из них в этот поздний час заняты, левая стена – сплошь окна с видом на улицу, задрапированные легкими белыми занавесями, вдоль правой стены – глухой – идут кабинки 6 и 8-местные; за ними, в дальнем углу зала, видна сцена, на которой оркестранты негромко наигрывают какую-то грустную мелодию; их не видно, так как софиты, стоящие по краям сцены, в этот момент освещают лишь солистку ансамбля, томную брюнетку Светлану – артистично держа в руке микрофон, она слегка покачивается в такт мелодии.

Мелодия, как я понимаю, прощальная, понятное дело, время работы музыкантов истекает в 23.00; уже и зеркальный глобус цветомузыки, висящий под потолком и бросающий разноцветные блики по всему залу, совершил, замедляясь, последний круг, остановился и погас.

В ресторанном зале начинается обычная для этого часа суета: посудомойщица, переходя от стола к столу, собирает грязную посуду, укладывая ее в свою безразмерную тележку; засидевшиеся клиенты рассчитываются, встают и покидают зал; усталые официанты зорко следят за тем, чтобы кто-то впопыхах не позабыл заплатить по счету.

Пересекая зал по диагонали, я направлялся к эстраде, где меня должен был ожидать мой товарищ Кондрат, но внезапно, поддавшись какому-то секундному порыву, остановился перед столиком, за которым сидели две девушки.

Невзирая на всеобщую суету вокруг, лишь они никуда, судя по всему, не торопятся. Девушки эти, возрастом в пределах двадцати, хотя и были одеты вполне обычно – одна в ситцевое платье в цветочек, другая – в джинсовое платье-комбинезон, – принадлежали, скорее всего, к славному племени советского студенчества, немалое количество представителей и представительниц которого находилось сейчас в нашем городе в связи с авральными сезонными сельхозработами. Я решил так, потому что девушки эти были мне не знакомы, а я не без основания считал, что знаю в своем городе всех без исключения местных представительниц этого возраста если не по именам, то хотя бы в лицо.

– Извините за опоздание, – сказал я, шагнув к их столику, и без приглашения уселся на свободный стул.

– Как это? – встрепенулась одна из девушек, удивленно уставившись на меня. Внешне она была довольно миленькой, с круглым озорным лицом, вздернутым носиком и прямыми темно-русыми волосами до плеч. – Мы никого не ждем!

– Как же, как же, минуточку? – удивился я в свою очередь, – швейцар внизу сказал, что меня в зале ожидают две симпатичные девушки. А других двух девушек, – я обвел широким взором все помещение, – я здесь и не вижу. – И действительно, в зале к этому времени можно было заметить лишь нескольких блуждающих туда и сюда одиночек. – Значит, это вы! – улыбнувшись, заключил я.