Владимир Аничков - Екатеринбург - Владивосток (1917-1922) Страница 4

Губернатор действительно успел уехать в Пермь вечерним поездом. Вопрос был поставлен на открытую баллотировку. Все левые, с которых начал голосование Давыдов, высказались против ареста военных начальников. Правые выгораживали генерала Форт-Венглера. Когда очередь дошла до меня, я сказал, что голосую за домашний арест генералов Форт-Венглера, Нецветаева и всех жандармских офицеров. Однако необходимость их ареста вижу не в том, что они могут представлять опасность своими контрреволюционными действиями, а в том, что, судя по настроению верх-исетских рабочих и нашей уличной толпы, опасаюсь за жизнь этих людей. И поэтому предлагаю подвергнуть их домашнему аресту, выставив усиленную охрану. Что же касается ареста архиерея, то, с моей точки зрения, ему никакая опасность не угрожает, отчего против его ареста я протестую.

— Помните, господа, что если религия не нужна многим здесь присутствующим, то огромной массе народа, а особенно женщинам, она всё же необходима. Поэтому к решению таких вопросов нужно приступать с сугубой осторожностью.

Левые не согласились и настаивали на аресте архиерея. Тогда я предложил послать к нему депутата с твёрдым приказом не выходить из дому, совершая богослужения в церкви. С таким же предложением было решено обратиться и к настоятельнице женского монастыря. Эта миссия была возложена на Давыдова. Аресты остальных лиц были возложены на капитана Захарова.

Затем мы, гласные, собрались у Ардашева и выбрали трёх комиссаров: Ардашева, Питерского и Кенигсона. Я же наотрез отказался выставлять свою кандидатуру, решив возможно пассивнее держаться в Комитете общественной безопасности, избегая принимать на себя сколько-нибудь выдающиеся назначения.

КОМИТЕТ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

Вечером того же дня в думе состоялось многолюдное, более пятисот человек, собрание в целях организации Комитета общественной безопасности. После незначительных прений, кого избрать председателем, сошлись на имени Л. А. Кроля.

Признаюсь, избрание это было для меня тяжело. Неужели, думалось мне, мы не могли выбрать в председатели первого революционного органа, к которому переходила вся власть, русского человека? Чем можно это объяснить, как не особой застенчивостью нашей нации?.. Ведь никто из нас не позволил себе самолично выставить свою кандидатуру, как сделал это Кроль, прося многих о своём избрании.

По нашим традиционным русским понятиям, если и выдвигалась друзьями та или иная кандидатура, то избираемый никогда не осмелился бы положить за себя шар. Отброс этой традиции, начиная с революционных недель, повлёк к засилью евреев во всех революционных учреждениях, что, несомненно, имело впоследствии огромное влияние на ход революционных событий.

Но надо отдать должное Кролю. Он оказался великолепным председателем, справляясь с собранием, которое было и многолюдно, и разношёрстно, и протекало в чрезвычайно нервной обстановке.

Решено было образовать Комитет общественной безопасности, членами которого вошли представители всех организаций, по два человека от каждой. Общее число депутатов составило шестьсот. Этот многолюдный Комитет принял на себя функции парламента всего Урала. Председателем Комитета был избран Кроль, товарищами его — прапорщик Бегишев и секретарь думы Чистосердов. Все трое по убеждениям были близки к партии кадетов. Затем была избрана Исполнительная комиссия, в которую включили тридцать человек от думы, Демократического собрания и военных.

Вот уж, думал я, права пословица: человек предполагает, а Бог располагает. Ведь не хотел же я играть активной роли, а попал, что называется, в самую кашу. Но отказываться было неудобно, и я решил сделать это через несколько дней при первом удобном случае.

Выбрав нас, собрание выразило пожелание, чтобы каждый из выбранных представился собранию по отдельности.

На меня этот процесс представления произвёл тягостное впечатление. Особенно тягостно было называть себя не дворянином, а гражданином Владимиром Петровичем Аничковым.

На этом собрании произошёл следующий инцидент. Представители левых и солдат начали требовать увеличения числа мест для своих кандидатов. Особенно резко выступал всё тот же Толстоух и, дабы произвести большее впечатление, заявил, что дума окружена войсками и нас скоро всех перебьют.

Впечатление действительно было сильное. Все растерялись и примолкли.

Как раз в это время в зал, быстро расталкивая толпу, вошёл инженер-путеец Бобыкин с протянутой вперёд рукой и с вытянутым указательным пальцем. Он обежал быстрым взглядом зал и, остановив свой палец на Толстоухе, закричал:

— Граждане, заявляю вам от имени железнодорожников, что перед вами провокатор! Проверьте его мандат — он у него подложный.

Едва он успел это проговорить, как в другую дверь вошло трое членов Комитета, заявив, что войска вызывались по телефону тем же Толстоухом.

Поднялся невообразимый крик. Я думал, что его разорвут, но председатель не растерялся и властным жестом призвал собрание к молчанию.

— Я предоставляю вам слово, господин Толстоух. Что скажете вы в своё оправдание против возводимых на вас тяжких обвинений?

Толстоух что-то пробурчал и смолк.

— Вы молчите… В таком случае потрудитесь покинуть зал. А вы, господа члены Следственной комиссии, потрудитесь сейчас же разобраться в этом деле и проверьте мандат.

Через каких-нибудь двадцать минут члены следственной комиссии подтвердили как подделку мандата, так и то обстоятельство, что Толстоух по телефону вызывал Сто двадцать шестой полк.

— Гражданин Толстоух, вы свободны, — заявил председатель, — можете уходить. О вашем поступке будет немедленно доведено до сведения ваших сослуживцев по станции Екатеринбург-Второй.

Чего добивался Толстоух, так и осталось тайной не только для Комитета, но и для меня, несмотря на то что впоследствии мне пришлось беседовать с ним в качестве товарища председателя Исполнительной комиссии. Он обратился ко мне с просьбой дать ему какое-либо место, ибо он по суду товарищей был отстранён от службы на железной дороге.

Тотчас после собрания, пользуясь тем, что все левые отправились на митинг и остался лишь латыш Лепа, Ардашев собрал членов Исполнительной комиссии и обратился к ним с просьбой освободить генерала Форт-Венглера. Когда очередь баллотировки дошла до меня, я заявил протест как против способа созыва собрания, так и против самой баллотировки.

— Вы отлично знаете настроение левых и, воспользовавшись их случайным отсутствием, искусственно подбираете себе большинство.