Дэйв Кинг - King of Russia.Один год в российской Суперлиге Страница 4

Когда я работал тренером в Германии, я постоянно ловил себя на словах: «Вот делают в НХЛ» — что, конечно, будет неправильно здесь. Здесь мне потребуется отделить те вещи, которые я, как я полагаю, смогу изменить, от того, что не смогу — и потом просто относиться к остальному с юмором и не беспокоиться по этому поводу. Я уже знал, что буду в некотором шоке, в плане хоккейной культуры. Например, я увижу врачей, делающих хоккеистам уколы или дающих им те или иные таблетки. Венсан Рьяндо, бывший вратарь St. Louis Blues, играл за «Ладу» (Тольятти) и однажды рассказал мне, что, когда бы врач команды ни заходил в раздевалку, он старался уйти в другую сторону — потому что они всегда пытались что-либо дать ему, таблетку или инъекцию, при этом не говорили, что это всё было. Мне будет очень заманчиво посмотреть, какие вопросы я таки буду задавать, а какие моменты я готов проигнорировать.

9 июля

Через несколько дней мы отправляемся в Гармиш-Партенкирхен, Германия, потренироваться пару недель в условиях высокогорья. Это даст мнe возможность лучше понять состояние команды. Откровенно говоря, после трех дней занятий на льду впечатления у меня не очень. В мою бытность тренером канадской сборной я бывал здесь минимум два раза в год и знаю, как было дело в прежние годы — во времена Советского Союза, не России, когда тренеры держали все в ежовых рукавицах — отнюдь не в бархатных перчатках. Тогда графики их тренировок были настолько жестко выстроены, что уже к августу их команды были в такой же форме, как в середине сезона, и нашей сборной приходилось играть на максимуме своих возможностей, чтобы быть в состоянии хотя бы минимально противостоять. Я прекратил свои регулярные приезды сюда в 1992, когда начал тренировать Calgary Flames, и с тех пор был здесь только один раз — на чемпионате мира 2000 г. в Санкт- Петербурге. Даже тогда произошедшие на всех уровнях изменения — политические, экономические, социальные — просто ошеломляли.

В политическом плане изменения начались еще в конце 80-х: glasnost и perestroika — вот самые ходовые слова, которыми характеризовалась постепенная эволюция от коммунизма к капитализму. За период времени с прихода Михаила Горбачева к власти в марте 1985 до того момента, когда он, под Рождество 1991 г., власть потерял, поменялось все. Некоторые сравнивали Москву середины 90-х с Чикаго времен Аль-Капоне или с Диким Западом — из-за насилия, преступности и беззакония, пронизавшего все общество, постоянно изменяющееся и эволюционирующее.

В плане хоккея тоже произошли большие изменения, и во многих случаях — почти по полному кругу. Вплоть до падения коммунизма единственным способом, которым советский хоккеист в расцвете сил мог перебраться в НХЛ, было бегство. Горстка людей пошли таким путем, самый известный пример — Александр Могильный в 1989 г., но большинство русских приехало только с начала 90-х, когда ручеек российских хоккеистов превратился в настоящее русское вторжение. Сергею Федорову был только 21 год, когда он в 1990 г. сбежал с Игр Доброй Воли прямо в расположение Detroit Red Wings (и через семь лет, вместе со своими соотечественниками Игорем Ларионовым, Славой Козловым и Владимиром Константиновым привез Кубок Стэнли на Красную площадь). Год спустя, в 1991, приехал Павел Буре и в 21-летнем возрасте сразу стал обладателем приза лучшему новичку года в НХЛ.

Российское представительство в НХЛ стремительно увеличивалось, но очень немногие задумывались об оборотной стороне медали — о том, насколько исход русских опустошил их собственные лиги. В течение нескольких лет российская топ-лига состояла только из старых и совсем юных игроков — и никого между ними. Дмитрий Юшкевич, бывший защитник Торонто и Филадельфии, рассказывал мне как-то, что его товарищи в Череповце, с которыми он вырос и которые остались дома, когда он в 1992 г. уехал в НХЛ, зарабатывали в те дни настолько мало, что им приходилось буквально рыбачить, чтобы их семьям было чего поесть на ужин.

В те первые, пробные, годы по дороге к капитализму в их обществе всё было так тревожно и нестабильно, что это, честно говоря, внушало мне опасения. В те дни правил хаос, и даже теперь Линда и я серьезно рассматривали вопрос безопасности, взвесив все за и против, прежде чем браться за эту работу.

В то лето Норм Маракл, поигравший в системе Detroit Red Wings и играющий сейчас за омский Авангард, рассказал мне дикую историю, случившуюся как раз перед его приездом в магнитогорский клуб. В сезоне 2001 г. 25-летний вратарь команды, Сергей Земченок, был застрелен при выходе из лифта своего дома. Мотивом преступления было ограбление. У Сергея была хорошая машина, он всегда был хорошо одет и носил с собой барсетку, которая, по мнению милиции, и сделал его целью преступников. Двое убийц были, в конце концов, пойманы и осуждены, причем поймали их по следам такого же убийства и грабежа в Челябинске. Все-таки, такого рода истории заставляют задуматься.

Я знал также, что Валентин Сыч, бывший президент федерации хоккея, был найден в заброшенном гравийном карьере, использовавшемся как свалка, убитый, как считалось, в связи с деятельностью русской мафии. Произошло следующее: в первые годы перехода от коммунизма Федерация хоккея России не имела средств на свои программы. Она была просто банкротом. Члены федерации были в отчаянном положении. Поэтому, когда они выезжали за границу, обратно везли с собой в большом количестве беспошлинные сигареты и перепродавали их посредникам, которые, в свою очередь, перепродавали их на рынке. Сыч делал это не для собственного обогащения. Он делал это для финансирования детских программ. Но это был опасный путь, потому что табачный рынок контролировался российской организованной преступностью. Мне рассказывали, что его даже не предупреждали. Просто расстреляли и отправили в федерацию письмо, наложенным платежом, с требованием к федерации убраться из сигаретного бизнеса.

Поэтому, были вопросы самого разного характера, о которых приходилось задумываться — опасения по поводу физического насилия, здоровья, санитарного обеспечения. Летом 2005 Россия была совсем другой страной, по сравнению с тем, что была мне знакома ранее, и здесь могли быть как хорошие отличия, так и плохие.

В том числе и по этой причине я, когда Геннадий Величкин спросил, хочу ли я встретиться с владельцем команды Виктором Рашниковым, ухватился за эту возможность. Магнитогорск — это город металлургической промышленности, а Рашников управляет ММК, одной из крупнейших металлургических компаний России. Комбинат спонсирует команду. Говорят, что Рашников стоит около 3 миллиардов долларов — да, 3 млрд. долларов США — что делает его четырнадцатым-пятнадцатым по размеру богатства человеком в стране. Он — один из олигархов, о которых так много говорят. Некоторые, как Роман Абрамович, знамениты тем, что владеют футбольными клубами вроде Chelsea United, а ближе к дому он владеет клубом российской Суперлиги «Авангард» Омск. Другие, вроде Михаила Ходорковского из теперь государственной нефтяной компании «Юкос», сидят в тюрьме за уклонение от налогов. Рашников был просто инженером, который сумел собрать при переходе от коммунизма к капитализму необходимые ресурсы, позволившие ему и его инвесторам купить государственный металлургический завод по цене много ниже рыночной. За короткое время олигархи разбогатели непостижимым образом. Они — полы гетти и эндрю карнеги, уильямы хёрсты и эндрю меллоны своей эпохи, и мысль о встрече с таким человеком заворожила меня.