Лев Толстой против всех - Павел Валерьевич Басинский Страница 4

эпизоды и размышления Толстого по поводу этих военных эпизодов. То есть семейные линии — это отражение семейной линии самого Толстого, потому что Ростовы — это Толстые; Болконские — это Волконские, линия матери Толстого. В Пьере, конечно, Толстой в какой-то степени изобразил самого себя. Семейная история цементирует роман, она придает ему фабульность, что особенно заметно по экранизациям.

Но даже если мы возьмем поздние произведения Толстого, когда у него очень сильно изменился взгляд на семью, семейная тема все равно все время возникает. Я уже упоминал повесть «Дьявол» начала 1890-х годов, но тогда же, в 1890 году, появляется «Крейцерова соната», произведение, которое полностью посвящено семейной теме — теме ревности. Произведение, которое начинается с убийства жены и монолога мужа о том, почему он это сделал. Но любопытно, что, если мы возьмем даже последнее крупное законченное произведение Толстого, повесть «Хаджи-Мурат», в котором, казалось бы, нет никакой семейной темы — это история чеченской войны, история реальной личности Хаджи-Мурата, который ушел от Шамиля к русским, потом бежал от них, был настигнут по дороге и убит, — но почему Хаджи-Мурат уходит от русских? А от русских он уходит потому, что Шамиль взял в заложники его жену и сына и грозится сына ослепить. И вот когда Хаджи-Мурат это узнаёт, все остальные соображения просто летят к черту! Семья оказывается главным.

Дети Толстого и Софьи Андреевны — это отдельная очень интересная тема. Все дети Толстого — те, кто дожил до зрелого возраста, — были очень яркими и очень непохожими друг на друга людьми. Но при этом во всех них было что-то общее. Сам Толстой любил говорить, что Толстые — дикие[3]. Дикость не в смысле невежества, конечно: они были очень образованными людьми, знали по несколько иностранных языков, читали огромное количество книг и так далее. А дикость в смысле неприятия никакого внешнего стандарта. Все они были нестандартными людьми. Отношения с отцом были у всех достаточно сложные, причем особенно — у сыновей с отцом. Дочери — Татьяна, Мария, Александра — были абсолютно преданы отцу. Первыми секретарями Льва Николаевича были дочери: сначала Татьяна, потом Мария, потом Александра. Уже только в конце жизни у него появились собственно секретари: Николай Николаевич Гусев, Валентин Федорович Булгаков. А до этого всё делали дочери: переписывали за отца, вели его обширную переписку со всем миром, помогали и так далее. А сыновья жили своей жизнью. И Сергей, и Илья, и Лев, и Андрей, и Михаил — у них у всех были свои семьи. У Льва, Льва Львовича, была очень многочисленная семья, он женился на шведке. Достаточно многочисленная семья была у Ильи. Своя семейная жизнь была у Андрея, у Михаила.

После революции, так уж случилось, что все, кто дожил, за исключением Сергея, самого старшего, оказались за границей. И сегодня потомки Толстого в основном проживают за границей. Это произошло именно в силу революции и Гражданской войны. Его самую младшую дочь, Александру, два раза арестовывали. И вытаскивал ее как раз ученик и самый преданный друг Толстого Владимир Григорьевич Чертков, у которого были тесные связи с большевиками[4].

И поэтому Александра в конце концов эмигрировала в 1929 году.

Отношения с отцом, особенно у сыновей, были сложные. Очень трудно быть сыном гения. Именно мальчику, потом юноше, потом зрелому мужчине, потому что они все были самобытны, они все были индивидуалисты, все хотели как-то реализоваться в этой жизни. Больше того: например, Илья Львович был очень талантливым писателем, его талант признавал Иван Бунин. Он написал драму, повесть, несколько рассказов, но не стал писателем, причем сознательно, потому что понимал, что становиться писателем при таком отце невозможно: лучше отца ты не напишешь. Со Львом Львовичем в этом смысле произошла трагедия, потому что он тоже хотел стать писателем — и стал писателем. И вот представьте себе — еще имя у него было Лев, как ему подписывать свои произведения? Псевдоним придумать? Ну, все равно будут знать, что это сын Толстого, да еще и Лев Толстой. Поэтому он подписывал «Лев Толстой — младший». Но, конечно, гения отца у него не было. И это его мучило всю жизнь и, в общем, привело к тому, что в конце концов он просто возненавидел отца и вступил с ним в жесточайший конфликт.

Тем не менее Толстого дети, безусловно, любили, это видно по их мемуарам, по их дневникам. Почти все они оставили совершенно замечательные воспоминания об отце. Конечно, самой выдающейся личностью из всех стала Александра, которая организовала Толстовский фонд в Америке. Это совершенно грандиозная организация, которая помогала всем беженцам от разных войн, которые оказывались за границей, причем не только русским. К ней с невероятным уважением относились американские президенты, ей посылал поздравительные телеграммы с юбилеем Солженицын. Она дожила до 95 лет и была незаурядной личностью.

Лев Толстой и религия

Автор протоиерей Георгий Ореханов[5]

Что составляло религиозное ядро личности Толстого? На эту тему написаны уже сотни тысяч работ на всех языках мира, но каждая эпоха требует еще раз вернуться к данной теме: такую большую актуальность для читателей она представляет. Ведь речь идет об отлучении от церкви гордости русской нации, самого известного русского человека начала XX века. И самое загадочное здесь то, что граф Лев Толстой последние 30 лет жизни постоянно подчеркивал, что является человеком религиозным, признающим необходимость жизни с Богом. За что же тогда его отлучать?

Было бы важно понять, какие события в молодости могли оказать решающее влияние на формирование сначала критического, а затем и гиперкритического отношения Толстого к Церкви. Многого мы здесь не знаем, но на один известный момент, о котором Толстой впоследствии неоднократно вспоминал, я бы хотел обратить внимание. Это своеобразное открытие, сделанное московскими гимназистами, друзьями Толстого, так потрясшее его в 11-летнем возрасте: Бога нет! Эта новость живо обсуждалась братьями Толстыми и была признана достойной доверия[6].

Толстой очень рано осиротел: уже в восьмилетнем возрасте он остался без матери и отца, и поэтому говорить о систематическом религиозном воспитании в его случае не приходится. Однако граф был одним из самых усердных читателей XIX века — как с точки зрения количества прочитанного, так и с точки зрения качества чтения. Этот вывод подтверждает его яснополянская библиотека. И Евангелие всегда играло значительную (может быть, решающую) роль в его жизни. Однако воспринимал он евангельский текст сквозь призму знаний и представлений европейского образованного человека того времени. В первую очередь здесь следует упомянуть о горячем увлечении идеями Жан-Жака Руссо, эпохи Просвещения. То