Сергей Ушаков - В интересах всех фронтов Страница 4

Когда я рассказал, в каком положении оказался, Новиков предложил мне поехать с ним. Утром он взял мое личное дело и ушел в штаб дивизии. Вернулся через час и, улыбаясь, протянул мне свое предписание. Там была допечатана моя фамилия. В то время трудно было предположить, что спустя несколько лет мне не один раз придется отвечать на вопрос, где находился после отъезда из Полтавы до прибытия в Казань в это трудное для страны время? Личное дело на этот вопрос ответа не давало. А тогда в моей жизни произошло главное: я получил назначение на должность штурмана авиаэскадрильи 433-го тяжелобомбардировочного авиаполка.

Удары по логову фашизма

Прибыв в Казань, мы с большим рвением приступили к изучению самого современного по тому времени тяжелого бомбардировщика ТБ-7, переименованного впоследствии в самолет Пе-8, по имени ведущего авиаконструктора В. М. Петлякова.

Опытный самолет ТБ-7 был пятимоторным. Пятый мотор устанавливался в фюзеляже с целью повысить высотность работы основных двигателей. Это позволило довести практический потолок самолета до 11 000 метров, а на высоте 10 000 метров развивать скорость, недоступную на этих высотах лучшим истребителям Европы.

В воздухе пахло войной, и надо было торопиться с созданием скоростного тяжелого бомбардировщика. В связи с этим ТБ-7 был модифицирован в четырехмоторный вариант, который несколько уступал опытному образцу, и тем не менее его летно-тактические данные производили внушительное впечатление: максимальная скорость на высоте 6000 метров - 440 километров в час, потолок - 9300 метров, дальность полета - до 6000 километров, боевая нагрузка - до 4000 килограммов бомб.

В этой машине был воплощен весь опыт по созданию бомбардировщиков, были использованы последние достижения передовой советской науки. ТБ-7 резко отличался от всех существовавших тогда тяжелых самолетов совершенством своих аэродинамических форм; кроме того, на нем было установлено убирающееся шасси.

После первых боевых полетов на самолетах ТБ-7 выяснилось, что промышленность, учитывая потери, может восполнять этими самолетами только один полк, в связи с чем 433-й авиаполк вскоре был расформирован и личный состав, за небольшим исключением, направлен в части, вооруженные самолетами ДБ-3.

Несколько летчиков, в том числе и я, получили назначение в 746-й авиационный полк дальнего действия, вооруженный самолетами ТБ-7, который начал формироваться в июле 1941 года под номером 412, вступил в войну в августе того же года под номером 432 и с декабря вел боевую работу под номером 746. Такое частое переименование полка объясняется тем, что в ходе формирования нередко происходили и организационно-штатные изменения, что по штабным канонам влекло за собой и изменение номера. Командовал полком с первого дня полковник В. И. Лебедев, до этого проходивший службу в научно-испытательном институте ВВС.

Костяком полка была авиационная эскадрилья, укомплектованная летным и техническим составом, который осваивал перед войной бомбардировщик ТБ-7. Война застала эскадрилью на стадии аэродромных полетов, и теперь предстояло на ее базе в короткие сроки сформировать боевой полк.

На укомплектование прибывали как военные летчики, так и летчики полярной и гражданской авиации с большим опытом полетов в сложных метеорологических условиях Севера и Дальнего Востока. Многим только что были присвоены воинские звания, и они, впервые в жизни облачившись в военную форму, выглядели неуклюжими. Кое-кому из летчиков было за сорок, и нам, представителям молодого поколения авиаторов, казалось, что для них могли бы подобрать другие, менее сложные обязанности. Но этого потребовала война, и вчерашние гражданские пилоты с честью выполнили свой долг перед Родиной.

Штурманы, за малым исключением, были кадровыми командирами, прибывшими в полк после окончания штурманского факультета Военно-воздушной академии и Полтавских курсов усовершенствования штурманов.

Я был назначен штурманом второй эскадрильи, которой командовал подполковник А. А. Курбан, служивший до этого вместе с командиром полка в НИИ ВВС. В его летной биографии было немало ярких страниц. Он, помимо всего прочего, на своем ТБ-3 участвовал в розысках потерпевшего катастрофу при перелете из Москвы в Америку самолета С. А. Леваневского. Многочасовые полеты днем и ночью в суровых условиях Арктики стали для А. А. Курбана, так же как и для всех участников поисковой экспедиции, серьезным испытанием и большой школой. Вторым летчиком в экипаже был старший лейтенант А. П. Чурилин.

Два этих пилота по своим человеческим и профессиональным качествам великолепно дополняли друг друга.

Александр Александрович Курбан был исключительно душевным и чутким человеком. Но, несмотря на мягкость характера, он умел заставить выполнять свои требования и личным примером воодушевить подчиненных на выполнение сложных и ответственных задач. Правда, иногда излишняя доверчивость мешала ему вовремя разглядеть допущенную подчиненными ошибку. Александр Александрович никогда не унывал. Очень любил музыку, неплохо сам играл на пианино, причем играл везде, где только такая возможность представлялась.

Арсения Чурилина в полку звали просто Арсен. В этом смуглом, высоком, стройном человеке, как говорится, за версту можно было угадать кавказца. Арсен обладал большой физической силой, отличной реакцией. Малоразговорчивый, он был очень требователен к себе и подчиненным, к любому делу относился серьезно.

Общим для Александра Александровича и Арсена было то, что оба они были влюблены в свою профессию и мастерски владели боевой машиной. Несмотря на то что Арсен формально являлся вторым летчиком в экипаже, он летал самостоятельно на самолете ТБ-7 днем и ночью.

Вот с какими людьми свела меня судьба. Я узнал, что Курбан и Чурилин участники одного из первых налетов на Берлин в августе 1941 года. Естественно, тогда мы больше всего говорили именно об этом. Мне очень хотелось в деталях знать, как протекал их полет, что они переживали на маршруте, особенно над целью.

...К концу июля фронт отодвинулся далеко в глубь страны. Почти все аэродромы, откуда можно было достигнуть Берлина, оказались занятыми немцами, за исключением двух - на острове Сарема (Эзель) в Балтийском море. Один из этих аэродромов был построен еще перед войной, другой - совсем недавно, оба имели только грунтовые взлетно-посадочные полосы длиной 1100-1200 метров.

Линия фронта довольно быстро продвигалась на Север, вот-вот остров Сарема мог оказаться в тылу у немцев и стать уязвимым не только для авиации, но и для артиллерии. И тем не менее другого выхода не было, можно было потерять последнюю возможность отплатить врагу за налеты на Москву. Это вызывалось и политическими соображениями. Гитлеровцы пытались внушить всему миру, что русская авиация уничтожена на аэродромах в первые же дни войны.