В. Адмони - Генрик Ибсен и его творческий путь Страница 4

А в «Привидениях», на фоне непрекращающегося дождя происходит постепенное выяснение подлинного существа той жизни, которая выпала на долю фру Алвивг, вдовы богатого камергера, а также обнаруживается, что ее сын болен, и обнажаются подлинные причины его болезни. Все отчетливее вырисовывается облик покойного камергера, развратного, спившегося человека, грехи которого — и при жизни его, и после его смерти — фру Алвинг пыталась скрыть, чтобы избежать скандала и чтобы Освальд не знал, каким был его отец. Нарастающее ощущение неминуемой катастрофы находит свое завершение в пожаре приюта, только что построенного фру Алвинг, чтобы увековечить память о никогда не существовавших добродетелях ее мужа, и в неизлечимом заболевании Освальда. Таким образом, и здесь внешнее и внутреннее развитие сюжета взаимодействуют органически, объединяясь также исключительно выдержанным общим колоритом.

Особое значение для драматургии Ибсена в это время имеет внутреннее развитие персонажей. Еще в «Союзе молодежи» мир и Строй мысли действующих лиц, по сути дела, не подвергался изменению на всем протяжении пьесы. Между тем в драмах Ибсена, начиная со «Столпов общества», душевный строй главных персонажей обычно становится иным под влиянием событий, происходящих на сцене, и в результатах «заглядывания в прошлое». И этот сдвиг в их внутреннем мире оказывается часто едва ли не главным во всем сюжетном развитии. Эволюция консула Берника от жесткого дельца к человеку, осознавшему свои прегрешения и решившемуся на покаяние, составляет важнейший итог «Столпов общества» окончательное разочарование Норы в ее семейной жизни, осознание ею необходимости начать новое существование, чтобы стать полноценным человеком, — вот к чему приводит развитие действия в «Кукольном доме». И именно этот процесс внутреннего роста Норы и обусловливает сюжетную развязку пьесы — уход Норы от мужа. Во «Враге народа» важнейшую роль играет тот путь, который проходит мысль доктора Стокмана — от одного парадоксального открытия к другому, еще более парадоксальному, но еще более общему в социальном смысле. Несколько сложнее обстоит дело в «Привидениях». Внутреннее освобождение фру Алвинг от всех догм привычной буржуазной морали произошло еще до начала пьесы, но по ходу пьесы фру Алвинг приходит к пониманию той трагической ошибки, которую она совершила, отказавшись от перестройки своей жизни в соответствии со своими новыми убеждениями и трусливо скрыв от всех подливное лицо своего мужа.

Решающее значение изменений в духовной жизни героев для развития действия объясняет, почему в пьесах Ибсена конца 70-х годов и позднее такое большое место (особенно в концовках) отводится диалогам и монологам, насыщенным обобщенными рассуждениями. Именно в связи с этой чертой его пьес Ибсена неоднократно обвиняли в чрезмерной абстрактности, в неуместном теоретизировании, в слишком прямом выявлении авторских идей. Однако такие вербальные реализации идейного содержания пьесы всегда неразрывно связаны у Ибсена с ее сюжетным построением, с логикой развития изображенной в пьесе действительности. Чрезвычайно важно также, что те персонажи, в уста которых вкладываются Соответствующие обобщенные рассуждения, подводятся к этим рассуждениям всем ходом действия. Выпавшие на их долю переживания заставляют их задуматься над весьма общими вопросами и делают их способными составить и изложить свое мнение по этим вопросам. Конечно, та Нора, которую мы видим в первом акте и которая нам представляется легкомысленной и веселой «белочкой», вряд ли могла бы сформулировать те мысли, которые так четко излагаются ею в пятом акте, во время объяснения с Хельмером. Но все дело в том, что в ходе действия прежде всего выяснилось, что Нора уже в первом акте фактически была иной — много выстрадавшей и способной принимать серьезные решения женщиной. А затем сами изображенные в пьесе события раскрыли глаза Норы на многие стороны ее жизни, умудрили ее.

Кроме того, отнюдь нельзя ставить знак равенства между взглядами персонажей Ибсена и взглядами самого драматурга. В какой-то мере это касается даже доктора Стокмана — персонажа, который во многом наиболее близок автору. У Стокмана ибсеновская критика буржуазного общества дана в предельно заостренном, сверхпарадоксальном виде.

Итак, огромная роль сознательного, интеллектуального начала в построении сюжета и в поведении персонажей ибсеновской драматургии отнюдь не снижает ее общей адекватности тому миру, который в этой драматургии отображен. Герой Ибсена — это не «рупор идеи», а человек, обладающий всеми измерениями, свойственными природе человека, в том числе интеллектом и стремлением к активности. Этим он решительно отличается от типических персонажей развивавшейся в конце XIX века натуралистической и неоромантической литературы, у которых интеллект, контролирующий человеческое поведение, был отключен — частично или даже полностью. Это не означает, что ибсеновским героям совершенно чужды интуитивные поступки. Они вообще никогда не превращаются в схемы. Но их внутренний мир интуицией не исчерпывается, и они способны действовать, а не только сносить удары судьбы.

Наличие таких героев объясняется в значительной мере тем, что сама норвежская действительность в силу особенностей исторического развития Норвегии была богата подобными людьми. Как писал в 1890 году Фридрих Энгельс в письме к П. Эрнсту, «норвежский крестьянин никогда не был крепостным, и это придает всему развитию, — подобно тому, как и в Кастилии, — совсем другой фон. Норвежский мелкий буржуа — сын свободного крестьянина, и вследствие этого он — настоящий человек по сравнению с вырождающимся немецким мещанином. И норвежская мещанка также отличается, как небо от земли, от супруги немецкого мещанина. И каковы бы, например, ни были недостатки драм Ибсена, эти драмы хотя и отображают мир мелкой и средней буржуазии, но мир, совершенно отличный от немецкого — мир, в котором люди еще обладают характером и инициативой и действуют самостоятельно, хотя подчас, по понятиям иностранцев, довольно странно» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 37, стр. 352–353.).

Прототипов своих героев, активных и интеллектуальных, Ибсен находил, впрочем, не только в Норвегии. Уже с середины 60-х годов Ибсен вообще осмыслял свою непосредственно норвежскую проблематику и в более широком плане, как составной момент развития общемировой действительности. В частности, ибсеновское стремление в драматургии 70-х и 80-х годов обратиться к персонажам деятельным и способным на решительный протест поддерживалось также наличием в тогдашнем мире людей, которые боролись за осуществление своих идеалов, не останавливаясь ни перед какими жертвами. Особенно важным в этом отношении для Ибсена был пример русского революционного движения, которым норвежский драматург восхищался. Так, в одной из своих бесед с Г. Брандесом, состоявшейся, вероятно, в 1874 году. Ибсен, применяя свой излюбленный метод — метод парадокса, превозносил «замечательный гнет», царящий в России, потому что этим гнетом порождается «прекрасное свободолюбие». И он формулировал: «Россия — одна из немногих стран на земле, где люди еще любят свободу и приносят ей жертвы… Потому-то страна и стоит так высоко в поэзии и искусстве».