Павел Жадан - Русская судьба : Записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войне Страница 4

3. Гимназические годы

Летом 1912 года отец отвез меня в Ставрополь и определил на квартиру к Ивану Ивановичу Никитину, воспитателю Первой мужской гимназии. Он стал готовить меня во Вторую мужскую гимназию, в этом году открывшуюся.

Потом я жил на квартире Петра Аполлоновича и Марии Павловны Тамаровых на Маврийской улице. У них был сын моего возраста — Лев. У Тамаровых прошли лучшие годы моей юности. Мария Павловна, образованная и добрая женщина, старалась воспитывать своего сына и меня как можно лучше; постепенно вводила нас в культурную жизнь, беседуя с нами и приучая к чтению серьезных книг. Я пользовался большой библиотекой Тамаровых. Кроме того, выписал журналы «Огонек» и «Ниву» с приложениями, полное собрание сочинений Фенимора Купера, Писарева, Салтыкова-Щедрина, Сенкевича и всех русских классиков. Начиная с четвертого класса раз в неделю к нам приходили друзья и мы обсуждали прочитанное. Так же часто бывали мы и в кинематографе. Дважды в месяц вся семья Тамаровых ходила в гости. Старшее поколение играло в преферанс, а мы развлекались сами.

До четвертого класса мы главное внимание уделяли учебе. В свободное время зимой катались на коньках-снегурках и на салазках по склону Мавринской улицы, а летом гоняли на велосипедах, соревнуясь в виртуозности. С четвертого и пятого классов начали больше читать и особенно старались не отставать от первых учеников. Стыдно было, если не мог ответить на вопросы, в которых легко разбирались другие, уже не говоря о том, что уровень знаний определял тебя в группу серьезных или отсталых гимназистов.

В жизни России наступали перемены. Война и неудачи на фронте, министерская чехарда в правительстве, стали вызывать среди либерально настроенной интеллигенции волнение. Отражались эти настроения и на учениках старших классов. Пятиклассники стали задумываться над такими вопросами, которые раньше ребятам и в голову не приходили. В седьмом и восьмом классах происходили волнения на политической почве. Мы стали искать ответа на социальные вопросы, изучая политическую экономию и проглатывая подпольно распространявшиеся брошюрки. Они, однако, всё критикуя и агитируя против существующего строя, не давали продуманных, серьезных ответов на ими же затронутые вопросы. Слишком большая нагрузка на неподготовленных ни по возрасту, ни по умственному развитию пятнадцати-шестнадцати-летних мальчиков превращала их в отчаянных революционеров, призывающих к разрушению всего, но не имеющих представления, как создать ту лучшую жизнь, о которой они мечтали. Такими стали мои близкие друзья Каракаш и Костанди.

Наша жизнь, конечно, не ограничивалась политикой. Мы были в том возрасте, когда развлечения занимают в жизни не последнее место. В Ставрополе на 100 000 населения было свыше десятка средних и высших учебных заведений и примерно 9000 учащихся. В свободное время молодежь заполняла улицы, парки, кинематографы, театры. Особенным успехом пользовалась Воронцовская улица, где от шести до восьми часов вечера сплошной массой в два потока в обе стороны улицы прогуливалась молодежь. Здесь знакомились, влюблялись, ревновали. Славились концерты симфонического оркестра в Коммерческом парке, где, несмотря на входную плату, было всегда полно народу. Большой популярностью пользовался театр Пахалова, особенно когда приезжала на гастроли украинская группа Гайдамака. Летом роща и Английский парк заменяли Воронцовскую улицу, туда устремлялись и те, кто хотел бесплатно послушать симфонический оркестр, превосходно там слышный.

В мужских и женских гимназиях ежегодно устраивались балы для учеников старших классов. Особенно запомнился большой бал в 1916 году в Первой мужской гимназии с постановкой оперы «Сказание о граде Леденце» по южно-славянскому сюжету. В то время в России было много беженцев из Сербии и Болгарии, которых принимали очень радушно. Первая мужская гимназия занимала большое трехэтажное здание с тремя флигелями. Для балов открывался обычно один южный вход, который вел в вестибюль; классные комнаты по обе его стороны превращались в раздевалки для публики. Далее шел широкий коридор во всю длину здания. Классы по обе его стороны на время бала превращались в гостиные, рестораны, кабаре, кинематографы, таинственные восточные комнаты с разноцветным освещением. В центре был большой вестибюль, в котором устраивались киоски для тира и других аттракционов. Огромный гимнастический зал превращался в театр с большой сценой, а затем в танцевальный зал: Гости, сняв пальто, садились в стоявший в вестибюле небольшой трамвай с несколькими вагонетками и уезжали вглубь здания. Это был первый электрический трамвай в Ставрополе. Такие балы устраивались с благотворительной целью в пользу «братьев южных славян».

4. Революция

Война и переменные успехи на фронте, перебои в снабжении продуктами Петрограда и Москвы слабо отражались на жизни Северного Кавказа. Цены на продукты и одежду немного поднялись, но ни в том, ни в другом недостатка не было. Правда, у частных лиц были конфискованы автомобили, а у крестьян реквизировали лошадей. Мобилизация в армию затрагивала уже не только молодежь, но и людей среднего возраста.

В январе-феврале 1917 года усилилась революционная пропаганда. Почти открыто распространялись листовки с призывом к революции. Карикатуры на царя, царицу и других членов царской семьи (главным образом в связи с Распутиным) открыто клеились на стенах, на заборах и даже на окнах магазинов. Авторитет власти расшатывался. Это было заметно в частных разговорах, в печати и особенно в бурных дискуссиях среди учащейся молодежи старших классов. Власть не реагировала. Казалось, она смирилась с тем, что творится.

Зимой 1916-17 года, перед Рождеством, мы ехали из Ставрополя на праздники домой. По обыкновению, остановились покормить лошадей и отдохнуть у знакомого крестьянина в селе Терновское. Старик внешне не изменился, но выглядел озабоченно. Три его младших сына были в армии. Для нужд армии была реквизирована пара лучших его лошадей и молодой бычок. На оставшихся клячах трудно было своевременно закончить весеннюю пахоту, покос травы и уборку урожая. К тому же его наделы общинной земли были расположены в разных местах и довольно далеко от села. Впервые пришлось услышать от крепкого старика накипевшую горечь, что «вот, трудились, готовились выйти из опротивевшей общины с ее постоянными переделами земли, с наделами, которые становятся все меньше, да вот, война помешала». Эти горькие слова крестьянина вспоминались мне потом очень часто, в 1918, 1919 и 1920 годах, во время Гражданской войны, когда пришлось пройти походом почти всю южную часть Европейской России вплоть до Орла.