Бэри Ковард - Оливер Кромвель Страница 4

Можно быть уверенным только в некоторых главных событиях жизни семьи Кромвеля до 1640 года. Они два раза переезжали: один раз в 1631 г., когда Кромвель продал большую часть своей собственности в Хантингдоне и переехал в Сент-Айвс, находящийся в пяти милях от Хантингдона; а затем — в 1636 г., когда семья переехала в Или. Существует только две неоспоримых записи о выезде Кромвеля из Восточной Англии до 1640 года: когда он поехал в Лондон как член Палаты Общин от Хантингдона в парламенте 1628–1629 гг., и еще раз в 1630 г., когда он появился перед Тайным советом, разбиравшим местный спор о городском уставе Хантингдона.

Позже Кромвель сказал (в речи в парламенте в 1654 г.), что он был «дворянином по рождению, живущим не занимая значительных высот, но, однако, и не в неизвестности»[13]. Насколько точно это указывает на известное сейчас его экономическое и социальное положение до 1640 г.? Нет сомнений, что Кромвель был «дворянином по рождению». Его дед и дядя, сэр Генри и сэр Оливер Кромвели, имели значительную собственность в графстве Хантингдоншир и в других местах, включая огромный дом в Хинчинбруке, за пределами Хантингдона, и их образ жизни соответствовал их положению магнатов графства — мировой судья и член парламента. Кромвель укреплял семейные связи: например, две его тетки были замужем за представителями известных дворянских семей — Хэмпден в графстве Букингэм и Баррингтон в Эссексе, а кузина была замужем за Оливером Сент-Джоном. Это также ставило его, большую часть его жизни до 1640 г., над огромным разрывом в тогдашнем английском обществе, который отделял дворян от остальных. Немногое из того, что известно о годах учебы Кромвеля, похоже на то, чем занимались сыновья дворян начала XVII века, особенно, если он в адвокатском обществе приобщался к знаниям так же, как и в университете Кембриджа. Более того, женитьба Кромвеля на дочери богатого, имеющего хорошие связи лондонского торговца и землевладельца в Эссексе укрепила его претензии на аристократизм, что также отразилось на его избрании в парламент в 1628 г. Однако до 1640 г. Кромвель всегда находился на задворках дворянского общества Восточной Англии, и на короткое время в начале 30-х годов он, возможно, опустился в ряды обычных землевладельцев — йоменов — напоминание о том, что между дворянством и не-дворянством существовала пропасть и можно было как опуститься, так и подняться из нее в начале XVII века. На статус Кромвеля не мог не оказать неблагоприятного воздействия тот факт, что экономическое положение его дяди резко ухудшилось в 20-е годы, вылившись в продажу Хинчинбрука. Монтегю потеснил старших Кромвелей, которые были главными патриархами региона. Еще более важно то, что наследство его отца — младшего сына — в обществе, где первородство многое значило среди имущих классов, было довольно небольшим. Когда оно было продано в 1631 г. за 1800 фунтов стерлингов, вероятно, оно приносило только 90 фунтов стерлингов в год (обычная формула оценки стоимости земли — ежегодный валовой доход, умноженный на двадцать), что делало Кромвеля весьма мелким дворянином после принятия наследства в 1617 г. Более того, четырнадцать лет спустя его экономическое положение быстро начало ухудшаться. Его решение переехать в Сент-Айвс в 1631 году, возможно, было отголоском политического спора, в который он втянулся в Хантингдоне, но переезд ясно означал падение семьи Кромвеля вниз по социальной шкале. Кромвель продал всю свою собственность в Хантингдоне (кроме семнадцати акров) и взял в аренду небольшую ферму в Сент-Айвс, приняв скорее образ жизни фермера-йомена, чем дворянина-помещика. В 1636 году его экономическое состояние улучшилось, так как он стал главным наследником дяди, получив по его завещанию церковные десятины, участок земли в Или и дом на краю соборной лужайки, где родилась его мать (она и незамужние сестры Оливера присоединились там к его семье), с доходом около 300 фунтов в год. Существует неточное доказательство того, что к концу 30-х годов Кромвель, таким образом, проложил себе обратный путь в ряды мелкопоместного дворянства.

Существует еще меньше данных, на основе которых можно построить картину отношения Кромвеля к политике до 1640 г. Как мы увидели, нельзя считать его важным и даже заметным политическим противником монархии в конце 20-х и в 30-е годы. В тридцатых Кромвель оплатил налоги и пеню за имущество, изъятое в обеспечение долга, взимаемые королевской властью. И не ссора в Хантингдоне в 1630 году с теми, кто защищал новую хартию города, кажется, заставила сопротивляться олигархической власти. Как показало слушание дела на Тайном совете, главная жалоба Кромвеля против новой хартии состояла в том, что новые правители города, возможно, использовали свое влияние в личных целях и — что не менее важно — в том, что по новому соглашению его не назначили ольдерменом.

Почему же, в таком случае на первой сессии Долгого парламента в ноябре 1640 года Кромвель стал решительным противником короля? Возможно, его политизация произошла под воздействием религиозных взглядов. В свое время, до 1638 года, Кромвель твердо воспринял определенные религиозные ценности, что сделало его очень заинтересованным в церковной политике, проводимой Карлом I. В конце 20-х или начале 30-х годов своей жизни он перенес духовное испытание, которое убедило его в том, что Бог назначил его быть одним из «избранных» для вечного спасения. В одном из самых полных его писем от 13 октября 1638 года к жене его двоюродного брата миссис Сан-Джоан он описывает свое обращение в ярких выражениях:

«Бог… дает весну сухим и бесплодным пустыням, где нет воды. Я живу (вы знаете где) в Мешеке, который, как они говорят, означает «продленный», в Кедаре, что означает «мрачность»: Господь все еще не окинул меня. Хотя Он медлит, Он, наверное, (я верю) приведет меня к Его шатру, к Его месту отдыха. Моя душа вместе со всеми прихожанами, мое тело отдыхает в надежде, и если здесь я смогу славить моего Бога делами или страданиями, это доставит мне самую большую радость… Господь примет меня в свои сыновья и даст мне возможность быть просветленным, таким же просветленным, как и Он… Да будет благословенно Его имя за просветление такого темного сердца, как мое! Вы знаете, какой образ жизни я вел. О, я жил в темноте и мне это нравилось, я ненавидел свет. Я был вождем, вождем грешников. Это истина: я ненавидел набожность и все же Бог простил меня. О, как велико Его милосердие!»[14].

Невозможно точно сказать, когда произошло обращение. Это не могло случиться внезапно, как часто предполагают. Правдоподобно то, что оно завершилось около 1629 или 1630 года последующим приступом болезни. Как мы увидим, Кромвель часто болел в моменты душевных и политических кризисов. Когда он был в Лондоне на парламентской сессии в 1628–1629 гг., он консультировался с доктором Теодором Мэйерном, известным лондонским врачом, который сделал в своем журнале для записи больных замечание, что Кромвель страдает депрессией («valde melancholicus»). В свое время его посещал личный врач доктор Симкотс из Хантингдона, который позже сказал сэру Филиппу Уорвику, «что его много раз вызывали из-за устойчивой боязни приближающейся смерти»[15]. Возможно, эти приступы депрессии и ипохондрии предвещали завершение его духовного обращения. Однако не следует видеть во всех болезнях Кромвеля признаки кризисов его общественной и личной жизни. Ясно, что дело не в этом: в 1645 г. журналист Джон Дилингем, хорошо знавший его, сообщал, что Кромвель болел от излишества «незрелых мыслей». Еще более вероятным, чем особые периоды или причины (для которых существует мало прямых доказательств), может быть то, что его духовное испытание разделяли другие «божественные» протестанты конца XVI и начала XVII столетий, о которых много теперь известно[16]. Правда, это еще не дает основания (что соответствует существующей информации о религиозных взглядах Кромвеля после 1642 года) предположить, что Кромвель после своего обращения пришел к принятию образа жизни и убеждений пуританского меньшинства Англии первых Стюартов.