Б Соколов - Михаил Тухачевский - жизнь и смерть Красного маршала Страница 4

"Жил в ту пору в нашем селе Княжнино бедный мужик, звали его Петр Прохорович Милохов. И вот у него, у этого бедного мужика, было пятеро дочерей и... все они... были красавицы. Хоть Аксинья, хоть Настя с Ольгой, хоть и Алёнушка... Ну а Мавра, так про эту и говорить нечего, красавица: что ростом, что статностью, что лицом. И разбитная, хоть она и грамоты тогда еще не знала, ну а так, ежели поговорить с кем, то другая грамотная с ней не сравняется... Она работала у Тухачевских в имении, и Николай Николаевич полюбил ее. Бывало, стоит, смотрит на Мавру и всё улыбается... Конечно, старше ее годами, а так сам по себе - ничего, рослый, чернявый, только глаза были какие-то утомленные. Софья Алевтиновна понимала, что ее Коленька влюбился в Маврушу, она ведь женщина была зоркая..."

Родители Мавры наверняка радовались, что дочка столь удачно вышла замуж, поднялась из беспросветной бедности к достатку, который Милоховым и не снился. Однако относительное благосостояние Тухачевских сохранялось очень недолго. И виной этому был сам Николай Николаевич.

Ольга Николаевна вспоминала:

"Отец не выносил пьянства. Дома никогда не подавалось вино, даже рюмок не было. Он обожал лошадей, бега и скачки".

Нелюбовь к спиртному Михаил унаследовал от отца. Всю жизнь пил очень умеренно, предпочитая хороший коньяк. Этим он разительно отличался от многих сослуживцев по русской и Красной армии. Например, прославленный впоследствии маршал Георгий Константинович Жуков в конце 20-х, будучи еще простым командиром полка, получил "строгача с занесением" не только за "аморалку" (тогда за него боролись первая и вторая жены из четырех), но и за столь же банальное пьянство. Им в Красной Армии грешили даже больше, чем в царской. А вот на Тухачевском, как и на его отце, этого греха не было. Только трезвость не спасала Николая Николаевича. Та экономия, что образовывалась благодаря отсутствию трат на спиртное, с большим избытком перекрывалась проигрышами на скачках.

К тому же в сельском хозяйстве Николай Николаевич ничего не смыслил и, будучи от природы человеком добрым, не проявлял необходимой твердости с арендаторами. Отношения с крестьянами строились довольно патриархально и по большей части в ущерб барину.

Двоюродный брат Николая Николаевича полковник М. Н. Балкашин, доживая свой век в эмиграции, вспоминал:

"В случае какой-либо нужды или беды -пожара, увечья, падежа скота крестьяне шли к Тухачевским и получали ту или иную помощь. По праздникам у тетки (Софьи Валентиновны. - Б. С.) был амбулаторный прием, усадьба заполнялась всевозможными пациентами, она их сама лечила и давала лекарства. Крестьяне нещадно травили их луга и делали порубки в лесу. Когда брат их за это стыдил, говорили: "Так где же нам и взять, как не у тебя, Николай Николаевич?" - и начинался обычный припев: "Мы ваши, вы наши", тем дело и кончалось. Со своей стороны, крестьяне в случае какого-либо события у Тухачевских: прорыва плотины у мельницы, лесного пожара и прочих - без всякого зова дружно приходили на помощь".

Семья, в которой родился будущий маршал, была большая. Михаил был третьим по счету ребенком, а всего Бог наградил четырьмя сыновьями и пятью дочерьми Николая Николаевича и Мавру Петровну. Последняя, по свидетельству того же Балкашина, "была прекрасной души человеком, скромная, приветливая, хорошая мать и хозяйка. Она пользовалась большим уважением соседей-помещиков и крестьян". Однако домовитость жены не могла компенсировать беспомощность мужа в хозяйственных делах. В 1898 году пришлось за долги продать Александровское, и Тухачевские перебрались в столь же расстроенное, но меньших размеров имение Софьи Валентиновны близ села Вражское в Чембарском уезде Пензенской губернии. Здесь Тухачевские были столь же нерасчетливы в отношениях с крестьянами, как и в Александровском. Но эта непрактичность после октября 1917 года совершенно неожиданно обернулась, можно сказать, нешуточной выгодой.

Сестра Михаила Ольга вспоминала об отце:

"Это был прямой, чистый человек, без всяких условностей и предрассудков. Потому они и разорились и сами остались без всего. Зато после революции, когда крестьяне делили имение, то собрали сход и постановили выдать нам две коровы, две лошади, сельхозинвентарь и сказали, что они помнят, как помогали им отец и бабушка".

Бабушка Михаила была женщиной, замечательной во многих отношениях. Умная, образованная, Софья Валентиновна не раз бывала в Париже, лично знала Тургенева и даже будто бы послужила прототипом героини тургеневского рассказа "Вечер в Сорренто", посещала кружок Полины Виардо. Была неплохой пианисткой, училась у самого Антона Рубинштейна, познакомилась во Франции с великим Шопеном, любила играть его произведения, а также музыку Бетховена, Листа, Моцарта. Софья Валентиновна и Николай Николаевич часто музицировали в четыре руки на рояле, на котором некогда давал концерты Рубинштейн. С ними дружил ученик Танеева и лучший знаток Скрябина Николай Сергеевич Жиляев, позднее подружившийся и с Михаилом Николаевичем, с которым сохранил на всю жизнь самые добрые отношения и разделил трагическую судьбу. Через Жиляева Тухачевский познакомился с первым в своей жизни большевиком-музыковедом Николаем Николаевичем Кулябко, также ставшим его другом и сыгравшим немаловажную роль на начальном этапе военной карьеры "красного Наполеона".

Михаил с ранних лет тянулся к музыке. Много лет спустя, зимой 37-го, наверное, предчувствуя скорый арест, он сказал одной из сестер:

"Как я в детстве просил купить мне скрипку, а папа из-за вечного безденежья не смог сделать этого. Может быть, вышел бы из меня профессиональный скрипач..."

В итоге играл на скрипке Тухачевский лишь на любительском уровне. Зато проявил большой интерес к изготовлению скрипок, став единственным в мире маршалом - скрипичным мастером.

Николай Николаевич привил детям интерес не только к музыке, но и к книгам. Михаил рано научился читать и читал много, запоем. Устраивал и домашние спектакли. Сестры вспоминают:

"Пьесы сочиняли сами, и сами же рисовали смешные афиши. Главными действующими лицами бывали Михаил и Шура. Николай открывал и закрывал занавес, а также исполнял обязанности суфлера. Игорь играл на рояле".

Потом, уже в гимназии, на смену самодеятельным пьесам пришел Чехов. В инсценировке чеховской "Хирургии" Михаил играл роль фельдшера, а в "Канители" - дьячка. В те годы эти и другие чеховские вещи входили в стандартный репертуар домашних театров. Тезка Тухачевского и почти что сверстник Михаил Булгаков в это же самое время за сотни верст от глубоко провинциальной Пензы, в цветущем, благоухающем садами Киеве, "матери городов русских", своим сестрам запомнился блестящим исполнением роли бухгалтера Хирина в другой чеховской постановке - "Юбилее". Булгакову суждено было стать великим писателем и драматургом. Похоже, литературные и артистические способности были и у Тухачевского. Те, кто его знал, отмечали необыкновенное для советских военных умение держать себя в любом обществе, а также то неотразимое, почти, гипнотическое впечатление, которое маршал производил на женщин.