Александр Свисюк - Подводник №1 Александр Маринеско. Документальный портрет. 1941–1945 Страница 4

Первым шагом на пути к этому стал августовский 1942 г. поход М-96 на позицию между Таллином и Хельсинки. И хотя Маринеско не удалось подкрепить декларируемый успех фактическим потоплением (док. № 3.10), этот поход представляется наиболее сложным и опасным за всю карьеру героя. Послевоенный анализ показал, что субмарина форсировала 39 линий мин и однажды даже коснулась минрепа, но благодаря правильным действиям командира избежала встречи с миной. Особенно примечательным это достижение становится, если принять во внимание, что однотипные М-95 и М-97, ходившие этим же маршрутом до и после «96-й», в базу так и не вернулись…

Весьма важное значение лично для Александра Ивановича имели награждение орденом Ленина и повторный прием в кандидаты в ВКП(б). Награждение орденом перевешивало в глазах командования не только неприятный осадок от склонности к частым выпивкам на берегу (док. № 3.21), но и снова выдвигало Маринеско в число кандидатов на вышестоящую должность – назначение командиром подлодки среднего водоизмещения. Оно состоялось в апреле 1943 г. с назначением командиром С-13. По счастливому стечению обстоятельств этот корабль не участвовал в предпринимавшихся весной и летом 43-го попытках вырваться за пределы Финского залива, что, скорее всего, окончилось бы трагически. Достаточно сказать, что из пяти выходивших в море средних подлодок вернулась в базу лишь одна, а в число погибших вошли две «эски», включая С-9, которой командовал закадычный друг Маринеско А. И. Мыльников. Еще раньше погиб другой товарищ – командир М-102 П. В. Гладилин. Поминки по погибшим друзьям вылились в очередной «эксцесс» (док. № 4.2) с последовавшими за ним служебным и партийным взысканиями. Затем в течение нескольких месяцев – с августа 1943 г. до октября 1944 г. – никаких громких происшествий за Маринеско не числилось. Зато именно в этот период экипаж С-13, возглавляемый своим командиром, отработал на рейдах вблизи Кронштадта большинство задач курса боевой подготовки, что создало неплохой фундамент для будущих побед. За это, а также за быстрое и качественное проведение зимнего судоремонта новый комдив-1 капитан 1-го ранга А. Е. Орел дважды пытался представить командира «эски» к правительственным наградам, но хода эти документы не получили – к тому времени сложилось негласное положение награждать командиров только за успешные боевые походы, а их по не зависящим от Маринеско причинам пока не было.

В целом же период с декабря 1942 по сентябрь 1944 г. в развитии личности нашего героя можно оценить скорее отрицательно, чем положительно. 22 месяца вынужденного безделья, когда Маринеско не ходил в боевые походы, пришлись на период коренного перелома в Великой Отечественной войне и не могли пройти для деятельной натуры бесследно. И она нашла для себя дела достойные внимания, вот только служба при этом, к сожалению, отошла на второй план. Справедливости ради заметим, что командирские тактические навыки Александра Ивановича, благодаря интенсивной боевой подготовке, по сравнению с началом войны заметно выросли и находились, можно сказать, на пике своего развития.

Весной 44-го в Ленинград из эвакуации вернулась семья Александра Ивановича, но позже Нина Ильинична узнала, что муж в ее отсутствие жил с другой женщиной, к которой он окончательно ушел в конце 45-го, – блокадницей, некой Анной Ивановной[3]. Чисто по-человечески понять Маринеско можно – испытание разлукой и войной выдерживали далеко не все. Но последующие события наглядно показали, что он не хранил верность и своей новой любви. Так, может, дело было и не в любви вовсе?

К осени 1944 г., когда подлодки КБФ вновь получили возможность выйти на просторы Балтики, А. И. Маринеско оценивался командованием как вполне способный командир, который в силу объективных обстоятельств не успел пока проявить себя в должной мере. На его злоупотребление спиртным, самовольные отлучки, а также начавшие отмечаться с 1943 г. «аморальные явления» (под этим подразумевались случайные сексуальные связи женатого Маринеско с другими женщинами) смотрели если не сквозь пальцы, то достаточно спокойно. Объяснялось это в значительной степени тем, что морально-психологическое состояние экипажей подводных лодок в 1943–1944 гг. оставалось довольно сложным (док. № 5.4), а резерв подготовленных командиров-подводников, которыми можно было бы заменить нарушителя дисциплины, был давно исчерпан. В то же время с весны 44-го отношение командования к злоупотреблению спиртным стало ужесточаться. 30 апреля вышел Приказ НК ВМФ Н. Г. Кузнецова № 0349 «О запрещении выдачи и распития винно-водочных изделий на кораблях, в частях и учреждениях ВМФ», которым прямо запрещалось распитие алкоголя на службе сверх установленных «наркомовских» граммов. В появившейся вслед за этим директиве начальника Главпура ВМФ И. В. Рогова подчеркивалось, что «пьянство на флоте приняло недопустимые размеры, и оно, как правило, является причиной совершения военнослужащими почти всех крупных правонарушений и проступков». Впрочем, эти сигналы восприняли далеко не все…

«Кадровый голод» заставлял командование КБФ и соединений закрывать глаза и на недостаточно высокую результативность ряда подлодок, продемонстрированную в боевых походах последнего квартала 1944 г. (док. № 5.9). Вошла в их число и С-13 А. И. Маринеско. Увы, анализ его действий в крейсерстве между 5 октября и 11 ноября 1944 г. говорит не в пользу будущего «подводника № 1». Фактически за 38 суток нахождения в море С-13 смогла обнаружить всего четыре потенциальные цели, и лишь одна из таких встреч завершилась атакой. Налицо были факты плохой работы акустика и шифровальщика подлодки, причем в результате ошибок последнего «эска» дважды занимала не те позиции, где ей следовало патрулировать (док. № 5.7). Не случайным представляется тот факт, что в своем заключении командир дивизиона капитан 1-го ранга А. Е. Орел уклонился от оценки результатов похода, а комбриг капитан 1-го ранга С. Б. Верховский оценил их как удовлетворительные, отметив при этом «недостаточную настойчивость в поиске транспортов противника после обнаружения шумов по ШП». Намного жестче в своей декабрьской директиве прокомментировал действия С-13 Военный совет КБФ (док. № 5.8). Конкретно в вину ее командиру ставились редкие всплытия под перископ (через каждые полчаса вместо 10 минут), что шло вразрез с требованиями боевого наставления, а также двукратная грубая ошибка в определении элементов движения транспорта при торпедной стрельбе. При разборе этого эпизода комдив Орел фактически упрекнул Маринеско в очковтирательстве: «Заявление командира, что ТР в момент трехторпедного залпа застопорил ход, а в момент одиночного выстрела дал ход и этим объясняя промахи, неверно, т. к. торпеда должна была бы попасть в ТР через 32 секунды, а ТР застопорил ход и сразу же, погасив энергию (чего быть не может), не дошел бы до точки встречи с торпедой только 90 метр., что при стрельбе веером с растворением 2°20′ в обе стороны при такой дистанции все равно привело бы к попаданию, такой же подсчет можно сделать и для повторного выпуска по стоящему ТР одной торпеды» (док. № 5.6). Можно не сомневаться, что, если бы командованию стали известны истинные результаты атаки на транспорт «Зигфрид» (док. № 5.12), который Маринеско объявил потопленным, не имея на то формальных оснований (не убедился в погружении тонущего судна, что дало возможность экипажу спасти его), оценка оказалась бы еще ниже.