Прасковья Орлова-Савина - Автобиография Страница 4

Кроме шекспировского репертуара вместе с Мочаловым Орлова сыграла Луизу в спектакле «Коварство и любовь» Ф. Шиллера, Веронику в спектакле «Уголино» Н. А. Полевого и Майко в одноименной драме Н. В. Беклемишева. В 1845 году В. Г. Белинский называет Орлову «замечательной артисткой и для драмы, и для комедии»[3].

Прасковья Ивановна в своих воспоминаниях свидетельствует: «Все трагедии Шекспира и вообще весь драматический репертуар он (Мочалов. —И. П.) переиграл со мною в продолжение 10–12 лет до моего выхода из московского театра в 1845 году».

Во время гастролей в Москве петербургского премьера-трагика В. А. Каратыгина Орлова играет с ним в тех же драмах и трагедиях, что и с Мочаловым: в «Гамлете», «Отелло», «Короле Лире», «Уголино» и др. Это дает ей возможность сравнивать и противопоставлять их актерские индивидуальности, которые явились отражением двух эстетических направлений в театральном искусстве: классицистского и реалистического. Исполнительская манера Мочалова поражала современников бурной эмоциональностью, богатством оттенков создаваемых им образов, умением жить на сцене чувствами своего героя. С именем Мочалова связано утверждение демократического направления в русском театральном искусстве.

Ярким представителем классицистского направления являлся В. А. Каратыгин. Он обладал высокой актерской техникой, но основное внимание уделял внешней обработке образа, условным приемам движений и мимики. Для него прежде всего важна была живописность поз, монументальная парадность. Достаточно взглянуть на приведенный в нашей книге портрет В. А. Каратыгина в роли Гамлета. В его исполнении Гамлет был прежде всего принцем, у которого незаконно отняли принадлежащий ему престол. Монологи свои он читал, становясь в театральную позу, низким басом, возводя глаза к небу. Образ Отелло ему также не удался. Лучшей его ролью считалась роль короля Лира.

П. И. Орлова пишет, что Мочалов был полной противоположностью Каратыгину. «Он (Мочалов. — И. П.) всегда хорошо выучивал роли, но никогда не пробовал их интонациями, позами, движениями, как Каратыгин». Каратыгин же, наоборот, тщательно заботился «…о каждом движении в роли, и, раз сыграв с ним в пиесе, уже на другой знаешь все его движения».

Актерскую технику Мочалова и Каратыгина Прасковья Ивановна подробно разбирает на примере последней сцены с мертвой Корделией в спектакле «Король Лир» и сцены убийства Вероники в спектакле «Уголино». Прасковья Ивановна делает вывод: «В ролях Гамлета, Ромео, Огелло, Нино и других, где нужна любовь и страсть, Мочалов был гораздо выше Каратыгина, зато в роли Людовика XI, Ляпунова, Короля Лира и других Каратыгин стоял несравненно выше». Мы благодарны сегодня Прасковье Ивановне за память, сохранившую мельчайшие детали игры своих партнеров по сцене. Только будучи участницей закулисной жизни, она могла написать эти пристрастные, увлекательно подробные и меткие страницы воспоминаний, которые навсегда останутся необходимы и важны для истории актерского искусства в России. Недаром отрывки из записок П. И. Орловой о Мочалове были опубликованы еще при ее жизни в журнале «Русский архив» за 1899 год, а затем перепечатаны в 1940 году в журнале «Театр», в книге «Записки института театрального искусства», а также в 1953 году в книге «Павел Степанович Мочалов».

Задумав писать мемуары, Прасковья Ивановна Орлова попросила родственников одного из своих ближайших друзей и друзей Мочалова поэта и драматурга Н. В. Беклемишева прислать ей бумаги артиста. Но к этому времени документов из архива Мочалова сохранилось немного. Дело в том, что после смерти Мочалова все его бумаги взял Н. В. Беклемишев, увез в свое имение в Торжок и собирался разобрать; кое-что он успел переписать. Этим объясняется тот факт, что в архиве Мочалова есть бумаги, переписанные рукой Беклемишева. Но закончить разбор он не успел, и после его смерти часть документов, по-видимому, пропала. Оставшиеся документы были переданы Орловой, от которой большая часть их впоследствии попала в Государственный центральный театральный музей имени А. А. Бахрушина.

В 1835 году Прасковья Ивановна выходит замуж за пожилого актера, одного из немногих в то время актеров-дворян, Илью Васильевича Орлова. (Настоящая его фамилия была Копылов.) Ей в ту пору было всего 19 лет, а ему 42. Брак этот не был счастливым. Илью Васильевича отличали такие черты характера, как самоуверенность, надменность, напыщенность. Он всегда стремился подчеркнуть свое дворянское происхождение и то, что он актер императорского театра. Сценическое дарование его было небольшим, он играл без особого успеха вторые роли в трагедиях, драмах и комедиях. Лучшими в его репертуаре современники считали роли Скалозуба в «Горе от ума», Осипа в «Ревизоре» и Могильщика в «Гамлете».

Деспотизм, неуравновешенность и ревнивость И. В. Орлова накладывали отпечаток не только на их семейные отношения, но в какой-то степени и на сценический темперамент Прасковьи Ивановны. Родная ее сестра Александра Ивановна Шуберт пишет об ее игре: «Она была холодна, но умна и красива. Мочалов любил играть с ней: она ему помогала своей сдержанной игрой… Темперамента она была холодного, но брала тонким и умным исполнением деталей и была общей любимицей»[4].

В воспоминаниях Прасковья Ивановна, как бы давая объяснение такому упреку в свой адрес, пишет: «Муж меня ревновал ко всем, так что я не смела играть с полным чувством, и поэтому меня называли умной, но холодной артисткой. А того не знали, что почти за каждую роль, при случае, мне доставалось». И далее: «Конечно, муж мой был ревнив, и это очень понятно: почти каждый день видеть жену в чужих объятиях — это хоть кого так тронет. Меня же, как нарочно, все любили, а Мочалов просто был влюблен».

Столичную петербургскую публику Орлова знакомит со своим творчеством в 1839 и J841 годах, принимая участие в бенефисах своего брата Н. И. Куликова на сцене Александрийского театра. Она выступила в лучших ролях своего репертуара, дебютировала в «Гамлете» в роли Офелии в сцене сумасшествия из четвертого акта. Успех был блестящий. Прасковья Ивановна не без гордости отмечает, что В. Н. Асенкова, игравшая эту роль на петербургской сцене, пришла к ней за кулисы и, шутя став на колени, сказала: «Сыграть так я не могу». Критика осыпала ее восторженными похвалами, которые упрочили за нею надолго первенство на обеих императорских сценах.

В 1845 году Прасковья Ивановна покидает московскую сцену, поссорившись с директором императорских театров А. М. Гедеоновым. В «Драматическом альбоме», изданном в 1850 году историком театра П. Н. Араповым и А. Роппольтом, говорилось: «Между всеми актерами и актрисами московского театра П. И. Орлова занимает одно из видных и почетных мест. Артистка даровитая, умная, добросовестная, в продолжение десяти лет пользовавшаяся заслуженною любовью публики, оставила сцену в то время, когда ее талант был в полном блеске, в полном развитии, когда ее отсутствие не могло быть заменимо. Московская сцена долго не забудет ее потери. Московская публика всегда будет вспоминать об ней с сожалением и благодарностью»{1}.