Константин Золотовский - Подводные мастера Страница 4

Прозрачная вода в глубине моря увеличивает всё, что кругом видишь, — листья у растений огромные и качаются будто перед самым твоим иллюминатором.

Ухватился я рукой за никелированный поручень капитанского мостика, стравил золотником воздух и опустился на палубу.

Со времен первой мировой войны лежит здесь «Садко».

Пятнадцать лет никто не тревожил старый ледокол, пока мы, советские водолазы, не получили распоряжение начать судоподъем.

Каждый день спускаемся для подготовки водолазных работ. Сегодня моя очередь. Шагаю я по палубе ледокола. Легко шагать, так и понесся бы вперед, если бы не шланг и сигнал. Того и гляди зацепятся они за что-нибудь, а ты потом возвращайся и распутывай.

Перелетаю через огромное зияющее отверстие трюма одним прыжком, — воздуха вдоволь дает моторный компрессор с баркаса, умей только распоряжаться им для дыхания, для ходьбы, для работы.

По всей палубе, на капитанском мостике, на медных, позеленевших поручнях, на раструбах вентиляторов — везде рассыпаны морские звезды, крупные, мелкие, красные, желтые, коричневые. С дверей капитанской каюты снял я прилипшую к косяку большую розовую звезду. Она медленно повела своими лучами и спустилась на морскую лилию. Плохие пловцы звезды. Потому и налипли везде, где только можно уцепиться.

У трюма росли лапчатые лилии в мой рост, пышная морская капуста, пучковые водоросли, водоросли вроде гороха.

Позже я узнал, что этот морской горох зовут «тура», им кормят с подболткой муки свиней в рыбачьих поселках Белого моря.

Сорвал я подводный виноград, но это не настоящий виноград, а иодное растение. Так сказал мне наш водолазный врач.

Часто мелькали мимо меня маленькие рыбки с большими, похожими на крылья, плавниками.

У бортов распустились губки, как огромные маки. Но только дотронулся я до одной, чтобы сорвать, — она сжалась в комок.

Я шел по заросшему зеленым мхом трапу. Давно по этим ступеням не ступали матросские сапоги.

Из чащи водорослей прямо на меня глянула острая мордочка длинной рыбки. Я, как ручную, вытащил ее за хвост, а она выскользнула и юркнула в другие водоросли. Водорослевая рыбка.

Так шел я среди диковинных губок, звезд, лилии будто по тропическому лесу, а было это на дне холодного полярного моря. Вижу — дверь каюты на правом борту.

Взялся я за ручку двери, потянул… медная круглая ручка так у меня в кулаке и осталась. Набухла деревянная дверь, не удалось мне попасть в каюту.

В другой каюте дверь была приоткрыта. Я нагнулся и протиснулся внутрь. Там было темно, едва пропускали подводный свет заросшие иллюминаторы. Я содрал со стекол мох, одно окошко открылось совсем, и в каюте стало чуть-чуть светлее.

У стенок я увидел большие ящики. Для чего они?

Никак я не мог припомнить, что за каюта должна быть на правом борту?

Открыл один из ящиков и залез рукой в его темное нутро. На ладони у меня загорелась целая пригоршня огоньков. Рассыпались огоньки из ящика по всей каюте. Я снова пошарил и снова вытащил с десяток огней. Так набрал горстей пять. Больше огоньков в ящике не было, будто почернел ящик.

Вечером на берегу спросил я у водолазов, что это за огоньки такие.

Наш водолазный инструктор рассказал мне, что есть в море такие мелкие подводные животные, вроде черноморских ночесветок. Светятся они в темноте потому, что в них много фосфора.

Выбрался я из каюты и пошел дальше. И вдруг попал в целую заросль лилий. Смотрю — одна коричневая лилия будто движется. Я нагнулся, схватил ее рукой, а это морской кот запрятался в лилиях. Он широкий такой, и хвост у него длинный, верткий, с колючкой посередине вроде ножика.

Резанул он меня по пальцу своей колючкой. Я посмотрел на руку через стекло, а из пальца, будто тёмно-красный дым, кровь курится.

Рядом стояло заржавленное ведро. Я рассердился и стал запихивать в него морского кота. Он два раза вырывался и мутил воду, а всё-таки я его туда загнал. Сверху бросил губку, звезду и до самых краев набил ведро лилиями.

Не удерет теперь морской разбойник.

Ведро привязал я к концу, спущенному с баркаса. А когда кончил работу на корабле и поднялся на баркас, вслед за мной и ведро подняли.

— Ну, — говорю товарищам, — посмотрите, кого я на корабле поймал.

Вытащил из ведра охапку помятых лилий, потом звезду, потом губку, а морского кота в ведре не оказалось.

Удрал по дороге, наверное.

Около «круглой смерти»

Работали мы на море с тральщиками. Два тральщика — небольшие военные суда — тянули по дну трал. Это такая веревка с грузиками, которой шарят по грунту, когда вылавливают мины. Как только трал зацепится за что-нибудь на дне, посылают нас, водолазов, проверить, что там такое — коряга, камень или в самом деле мина?

Спустились мы как-то и видим: лежит на дне баржа. А над нею, как детские воздушные шарики на привязи, качаются на разной глубине круглые серые мины с огромную тыкву величиной.

Наткнется корабль на такую тыкву — и на куски. Плохая штука! За это моряки и зовут ее «круглой смертью».

Сообразили мы, в чем дело, — и скорей уходить.

Доложили командиру. Он — в порт. А оттуда к нам катер несется и баркас на буксире.

На катере начальство, а на баркасе портовые водолазы.

— В самом срочном порядке, — говорит начальство, — поднять баржу.

Никто из нас не знал, чем эта баржа загружена. Одно было ясно: баржу с кирпичом так минами не заставят.

Нужно было осмотреть баржу, очистить ее от мин, завести под нее стальные веревки — стропы.

— Я сам знаю, товарищи, — обратился к нам начальник порта, — что это дело нелегкое. Бароном Врангелем при отступлении было затоплено здесь ценное имущество. Поднять его — это значит оказать услугу Родине. К тому же, как вы сами понимаете, мины представляют серьезную опасность для наших судов. Есть ли среди вас охотники?

— Я полезу, — сказал Шульга. Он был у нас старшиной. Дельный парень, только слишком горячий.

— Ну и я за компанию, — спокойно сказал Вацько, мой товарищ по водолазной школе, шутник, увалень.

— Этому, пожалуй, лезть не стоит, — говорит начальник порта, — молод еще, не справится.

А Вацько будто не расслышал, приготовляется к спуску.

Первым, конечно, спустился Шульга.

А мины болтались над баржей на тонких стальных веревочках, минрепах, — ну совсем детские воздушные шарики. Только не мальчуган держит их, а минные якоря на дне.

С первого же шага зацепился Шульга шлемовым рожком за такую веревочку и замер. Стоит, не шевелится, даже воздуха золотником не травит, сигнала не подает. Шутка ли за самую «круглую смерть» зацепиться! А сверху всё накачивают и накачивают воздух.