Жан Баронян - Бодлер Страница 4

С той поры у Жозефа Франсуа Бодлера появилось время, чтобы посвятить себя тому, что, по сути, более всего его увлекало: живописи. Ибо после посещения салона госпожи Гельвеции и общения с прославленными людьми он пристрастился к кисти и находил удовольствие в писании картин гуашью. К тому же его друзьями стали художники Пьер Поль Прюдон и Луи Леопольд Буальи, оба примерно одного с ним возраста, скульптор Клод Рами и Жан Нэжон, хранитель музея Люксембургского дворца, принадлежавшего сенату. По сравнению с ними он, однако, всего лишь жалкий любитель, и его творения, аллегории и в особенности ню не имели никакого блеска. Увлекается он также коллекционированием картин, статуэток, мебели, искусно отделанной красным деревом, орехом или лаком, безделушек, предпочтительно эпохи Людовика XVI, и множества прекрасных старинных вещей[7]

Полностью погруженный отныне в свою живопись, он вместе с тем непременно желает вновь жениться. Его жена, урожденная Розали Жанен, с которой он сочетался браком в 1797 году, скончалась в 1815 году, оставив ему сына, Клода Альфонса (который родился в 1805 году), и несколько гектаров земли. Вполне достаточно, чтобы сделать из него достойного и привлекательного вдовца. Хотя он приближался к своему шестидесятилетию и несколько утратил былую осанку.

Жозеф Франсуа Бодлер обратил внимание на воспитанницу одного из своих старинных друзей Пьера Периньона, с которым он когда-то встретился в коллеже Сент-Мену и который теперь являлся одним из самых успешных адвокатов в Париже. Воспитанницу звали Каролина Дюфаи. Она родилась в Лондоне в 1793 году и была дочерью эмигрировавшего во время Революции офицера. Каролина не лишена была определенного очарования. По крайней мере такого очарования, какое требуется, чтобы взволновать добросовестного чиновника, коим он уже не был, и жанрового художника, каковым ему хотелось бы стать, — короче говоря, чтобы вызвать у него сластолюбивые мысли и распутные фантазмы. В конце концов разве он, Жозеф Франсуа Бодлер, не являлся истинным отпрыском долгого века эротических фривольностей и сентиментальных шалостей? И разве он не был достаточно обеспеченным человеком, чтобы осчастливить скромную девушку хорошего происхождения?

Каролине Дюфаи было двадцать шесть лет, когда в сентябре 1819 года Жозеф Франсуа Бодлер сочетался с ней вторым браком. Безусловно, она могла бы надеяться на лучшую партию, но если присмотреться поближе, то становится ясно, что все подготовило ее к такого рода замужеству: жалкое положение бедной сиротки, воспитание в старинном духе, место, совсем крохотное место, которое она занимала в многочисленном семействе своего опекуна — в семействе Периньон, где никто ничего не понимал ни в искусстве, ни в бесчисленных усладах ума.

Итак, эта странная пара 9 апреля 1821 года произвела на свет Шарля Бодлера и крестила его 7 июня в церкви Сен-Сюльпис в присутствии Пьера Периньона и его жены, крестного отца и крестной матери[8]

Престарелому папе исполнилось, стало быть, шестьдесят два года, а молодая мама на тридцать четыре года была моложе своего мужа. Отец, на котором лежала печать пышных празднеств минувшей эпохи, и мать, внезапно открывшая для себя плотскую любовь и вместе с тем капризы старикашки. Отец, чуточку дилетант, взгляды которого сформировались в изысканных светских салонах XVIII столетия и тяжеловесных административных кабинетах, и робкая, легковерная, боязливая мать, для которой материнство стало даром небес, своего рода чудом, а роды — искуплением за злую судьбу. Престарелый отец, друзья которого тоже, разумеется, были в возрасте, и мать в расцвете лет, у которой вообще нет друзей, если не считать одного из четверых детей ее опекуна.

Этот невероятный контраст маленький Шарль почувствовал очень рано и очень быстро. У него дома на улице Отфёй[9]се устарелое, и люди, которых он видит, с которыми беседует его отец или ходит в театр, тоже все старики. Старые хрычи. Старые калоши. Деды. Когда он идет играть в Люксембургский сад, в двух шагах от дома, то видит, как отец встречается с другими стариками, бывшими своими коллегами из сената, словом, компания старческая, чуть ли не дряхлая. И дело не только в том, что это престарелый народ, а в том, что это народ, который источает запахи старости — ужасные, тошнотворные, отвратительные, гнилостные, «смрадные», «нечистые, ядовитые». Шарль не может этого не отметить, не может не отложить где-то в памяти, в самой глубине своего существа.

Однако вместе с тем отцовские апартаменты предоставляют уголки, где можно иногда укрыться не без приятности, таинственные зоны полумрака, разжигающие воображение. Некоторые предметы — Аполлон или Венера из гипса, часы, глобус на камине, японская фарфоровая ваза для цветов, жардиньерка из дельфтского фаянса, медный подсвечник, гуашь, пастель порождают мечтания, открывают двери в сказочные края.

И еще есть библиотека, где Жозеф Франсуа Бодлер собрал свои любимые литературные и художественные предпочтения и где с «Энциклопедией» Дидро и Д'Аламбера в издании 1772 года он, так сказать, институционализировал у себя на дому восторжествовавшие знания XVIII века, с которым он, возможно, так никогда и не распростился. Все эти книги притягивают Шарля как магнитом. Он подолгу смотрит на них, а когда искушение слишком велико, изучает их тайком, предпочитая альбомы со множеством картинок и эстампов.

В это же доме, на улице Отфёй, живет сводный брат Шарля — Клод Альфонс. Он старше на шестнадцать лет и, по счастью, вполне ладит с новой госпожой Бодлер. Однако разница в возрасте слишком велика, чтобы между ними установились тесные связи, и они поддерживали по-настоящему братские отношения. К тому же Клод Альфонс — студент юридического факультета, в 1825 году он был принят в парижский Королевский суд в качестве адвоката. Словом, в ту пору Шарль едва сознает, что у него есть старший сводный брат.

Десятого февраля 1827 года старик Жозеф Франсуа Бодлер позволил себе самую последнюю учтивость: он умер без особого шума, не доставив большого беспокойства, не оставив безутешных существ. Через два дня о его кончине сообщили в окружную мэрию, расположенную неподалеку от сената, на улице Гарансьер.

Шарлю нет еще и шести лет. В тот момент он не совсем осознает, что произошло, что с ним произошло. Однако понимает, что матери, его дорогой и обожаемой матери, не придется больше делить свои привязанности. Отныне, смутно ощущает он, вся любовь будет только для него, только для них обоих. Только для них одних — двух влюбленных сердец, немного потерянных, которые обретут друг друга. Прежде это было невозможно из-за сложившихся обстоятельств. Они и не предполагали, что все может так обернуться.