Александр Бабийчук - Человек, небо, космос Страница 4

С результатами освидетельствования сразу же ознакомил командира полка. Бочаров поблагодарил меня и пожал руку.

…Ноябрь кончился. Сырая погода сменилась легкими морозцами. На дорогах острыми гребнями застыла грязь.

Полеты усложнялись. Теперь необходимо было многое учитывать: образование конденсата воды в бензо — и маслосистемах, загустевание масла, быстрое охлаждение мотора при работе на малых оборотах во время планирования над целью и при заходе на посадку.

Я проводил ночи на аэродроме. Как-то майор Доленко шутливо спросил:

— Не покатать ли вас? Как чувствуете себя в воздухе?

— Нормально, — ответил я. — Только в кабине предпочитаю сидеть за штурвалом.

Штурман полка и находившийся рядом с ним командир первой эскадрильи капитан Кузнецов переглянулись.

— Управляете самолетом? — удивился один из них.

— Вот это у нас медицина! — воскликнул другой.

Еще в 1936 году, будучи старшим врачом 15-й разведывательной авиаэскадрильи, я прошел курс штурманской подготовки и летал в качестве летчика-наблюдателя на машинах Р-5 и P-Z. Затем изучил У-2 и летал самостоятельно. Насколько позволяло свободное время, знакомился и с другими типами самолетов. Считал, что военный авиационный врач обязан прочувствовать, как человеческий организм реагирует на высоту и скорость, переносит перегрузки.

Я вспомнил, как в первую же ночь, когда я прибыл к ним, Доленко без воодушевления отозвался о материальной части полка. Улучив минуту, спросил:

— Александр Петрович, как вам видятся перспективы боевой работы полка?

Невысокий широкоплечий человек, спокойный и слегка насмешливый, не любивший ничего принимать на веру, он после небольшой паузы очень серьезно ответил:

— Люди на этих старых машинах будут делать все возможное и невозможное. Не пожалеют жизни, чтобы выполнить поставленную задачу. Пуще всего они боятся, что их будут придерживать, не доверять им серьезных дел. Думаю, полк себя не посрамит.

…Не забыть мне ночь на 7 декабря. Небо было усеяно звездами. Под светом луны заиндевелая степь казалась матово-серебряной.

В воздух взлетел на У-2 лейтенант Карасев. За ним отправился на задание экипаж летчика Мишичева и штурмана Гончара.

— Что-то комполка и комиссар не появляются, — заметил старший инженер, когда я к нему подошел.

— А вот они, легки на помине, — ответил я, увидев шагающих от штаба Бочарова и Савенкова.

— Товарищи! — сказал командир. — Сейчас по радио передали «В последний час», наше наступление под Москвой!

И он распорядился построить людей.

Через минуту все, кто находился на аэродроме, уже стояли в строю. Комиссар Савенков срывавшимся от волнения голосом громко пересказывал услышанное по радио сообщение: в первый день наступления наши войска продвинулись на столько-то километров… Освобождены города Наро-Фоминск, Можайск, Малоярославец… Разгромлено столько-то вражеских дивизий…

— Ура! — гремело после каждой такой фразы.

Короткую речь произнес командир полка. Потом выступили командир 2-й эскадрильи капитан Морозов, техник Миронов, механик Баклайкин. Все говорили об одном: о первом крупном наступлении Красной Армии.

Победа советских войск под Москвой окончательно развеяла миф о непобедимости германской армии. Каждый из наших авиаторов испытывал небывалый душевный подъем и прилив новых сил. На следующее утро только и слышалось:

— Скоро ли пошлют нас на фронт?

Такой приказ поступил в тот же день.

Посыльный вызывал меня в штаб часов в одиннадцать. В это время нам еще полагалось отдыхать. На улице сыпал мелкий колючий снег. Взглянув на мутное небо, невольное подумал: «Ночью полетов не будет…»

По выражению лиц командиров, собравшихся в одной из комнат двухэтажного дома, понял: долгожданный час пришел. Все были заметно возбуждены. Начальник штаба сидел за столом, склонившись над расстеленной картой. Бочаров медленно вышагивал, о чем-то размышляя. Комиссар вполголоса обговаривал какой-то вопрос с помощником начальника штаба по оперативной части старшим лейтенантом Ментовым.

— Убываем в распоряжение командующего ВВС девятой армии. Конечный пункт — Новочеркасск, — посвятил меня в содержание приказа капитан Гаврилов. — Самолеты будем перегонять по воздуху, остальную технику, штабное имущество и нелетный состав — по железным и шоссейным дорогам. В какой из этих двух потоков вас включить?

— В первый, — ответил я. — Врач должен прибыть туда вместе с летчиками.

— Хорошо, — согласился начальник штаба.

К передислокации было все готово. Но каждый из командиров боялся что-либо забыть или не учесть.

Я проверил бортовые аптечки на самолетах. Уезжавших по железной дороге должен был сопровождать старший лейтенант Ментов. Ему и передал коробку с медикаментами.

Медслужба авиашколы снова нас выручила: предоставила возможность для помывки личного состава. Баня была построена по-деревенски: в парной плескали горячую воду на накаленные камни. Все авиаторы получили чистое белье, прожаренное в дезкамере.

— После такой бани без самолетов можно лететь, такая легкость во всем теле, — говорили довольные воины.

В последний день почтальон унес на узел связи целую сумку писем. Я тоже послал жене весточку. О перемещении полка не обмолвился ни словом. Но по общему тону письма она должна была догадаться, что мы отправляемся на фронт.

Прошел, однако, еще месяц, прежде чем полк приступил к боевым действиям. На Новочеркасском аэродроме экипажи продолжали учебно-тренировочные полеты.

16 января 1942 года наш полк из 9-й армии передали 37-й. В тот же день мы перебазировались под Лисичанск. Новый аэродром был не более 50 метров в ширину и около 500 в длину. Им стал заснеженный луг на берегу Северского Донца, около деревни Сиротино.

— Нравится место, Николай? — спросил я у лейтенанта Будакова, когда вылезли из кабин. Я прилетел на его машине.

— Вообще-то подходящее, — оглядевшись, ответил он, поднимая воротник мехового комбинезона: стоял свирепый мороз. — Неподалеку вон роща, будем там маскировать самолеты. Но есть и неудобства, — указал Будаков на линию высоковольтной передачи и деревенские постройки по обоим концам луга. Взлетать и садиться придется весьма осторожненько.

Я обошел деревню и бывшую усадьбу крупного совхоза. Жителей там почти не осталось, и мы могли занять пустовавшие хаты. Выбрал те, что почище и покрепче.

В одной из хат, куда уже протянули телефонный провод, разместился Бочаров. Как только сел последний из наших У-2, он доложил командующему ВВС армии генерал-майору авиации В. И. Шевченко о том, что хозяйство полностью перебазировалось на Лесную дачу. Это было условное название аэродрома. Разговор происходил в моем присутствии. Отвечая на какой-то вопрос, Бочаров заверил: «Да, можем. Нет, не больше суток…»