Николай Шмелев - В лучах прожекторов Страница 4

Впереди показались груды битого кирпича, развалины завода. Самолет шел точно по курсу. Минут через десять слева должно было вытянуться Ленинградское шоссе. Перевалили через лес, и действительно, внизу появилась широкая автострада с колоннами людей и машин. Войска двигались на запад. А вот и Клин.

Сделав над городом круг, быстро нашли аэродром и без труда сели на ровное поле недалеко от зенитной батареи. Возле орудий стояли артиллеристы. Гарифуллин окликнул их:

— Братцы! Куда семьсот десятый перебрался?

— Не знаем! Поищи на той стороне аэродрома, — ответил за всех стоявший впереди сержант.

Мы заскользили на другую сторону аэродрома, высматривая по пути стоянки У-2. Но их нигде не было. У самого леса красовались остроносые «миги», около которых возились техники.

— Где тут семьсот десятый авиаполк стоит? — снова спросил штурман.

Техники переглянулись.

— Семьсот десятый? Про такой не слыхали, а он где базируется?

— У вас, в Клину.

Техники захохотали:

— Эх, куда хватил! Да разве это Клин? Это же Солнечногорск.

Штурман смутился, но тотчас же овладел собой и тоже рассмеялся:

— Значит, малость не дотянули?

— Оно и видно! — добродушно смеялись чумазые техники.

— Горючего-то хватит до дому добраться? — спросил кто-то из них.

— Хватит.

— Ну, тогда попутного ветра!

Через несколько минут сели в Клину.

Подрулив к стоянке, сразу увидели знакомые лица.

Снова вместе!

На следующий день получили приказ перелететь на озеро, расположенное недалеко от деревни Теряева Слобода.

Вылетали один за другим с интервалом 10 минут. Шли на высоте 30–50 метров. Летели строго вдоль дороги Клин — Ярополец.

До места долетели благополучно. Большая часть деревни была совершенно разрушена. В уцелевших домах окна побиты, двери выломаны.

Разместились мы в одном из таких домов. Окна забили фанерой. Поставили в комнате железную печку. Она немного согревала нас и служила кухонной плитой, на которой мы разогревали консервы для завтрака и ужина. Когда печурка горела, было тепло и как-то по-домашнему уютно, хотя всего в двадцати километрах находилась линия фронта.

Однажды вечером после полетов мы собрались в своем домике у печки. В комнате было темно. Техники засветили коптилку, разогрели консервы и приготовили ужин. Виктор Емельянов потешался над сержантом Зориным. Дело в том, что у него во время полета вырвало планшет, в котором находился пакет с секретными документами. Зорин развернул самолет и бросился на поиски. Он сделал шесть посадок. К месту последней посадки прибежали деревенские ребятишки. Один, утопая в снегу, приблизился к У-2:

— Дядя летчик, это не ваш самолет потерял прозрачную сумку? Так мы ее нашли!..

— Ты им хоть спасибо сказал? — под общий хохот допрашивал Виктор.

Дверь в комнату внезапно отворилась, нас обдало холодом, пламя в печурке заметалось, огонек коптилки из снарядной гильзы потух. На пороге появился лейтенант Ноздрачев. Он остановился и начал вежливо приглашать кого-то:

— Проходите, проходите, вот сюда, ближе к печке, здесь теплее.

В комнату вошли трое, одетые в меховые комбинезоны, унты, шлемы. У каждого через плечо на узеньком ремешке висели здоровенные деревянные кобуры. Кроме того, у всех были пистолеты ТТ. Незнакомцы прошли к печке. Емельянов и Зорин сразу же предложили им свои табуреты. Ноздрачев поздоровался и объявил:

— Товарищи, это наши боевые друзья. Всех троих приказано утром доставить в штаб фронта на станцию Перхушково. Полетим втроем: Емельянов, Шмелев и я. К рассвету техникам подготовить самолеты!

Мы окружили гостей, зажгли потухшую коптилку, в комнате стало светлее. Предложили с нами поужинать, но те отказались:

— Спасибо, нам нельзя есть.

— Это почему же, мясо нельзя? — удивился Виктор.

— Да очень просто, — ответил один из них. — Мы двенадцать суток голодали, мотаясь по тылам врага… А положенное на сегодня уже съели. И сейчас хотим просто посидеть с вами в тепле. Спасибо за угощение…

Все в комнате с любопытством разглядывали пришельцев. Емельянов и Манеров подсели ближе и стали расспрашивать:

— Как вы забрались к немцам?

Один из пришедших, который назвался старшим лейтенантом Синиченко, не спеша начал рассказывать.

Группу десантников — коммунистов и комсомольцев — забросили в тыл врага. Они должны были, ведя разведку, идти навстречу нашим наступающим войскам и, соединившись с ними, рассказать, где противник строит оборону, где у него склады с боеприпасами. Особое внимание надо было уделить расположению танков и огневых точек, скоплению фашистских войск.

— Выбросили нас ночью. Приземлились около деревни. Вскоре нас собралось шестеро, в том числе девушка, радистка. Остальных не удалось разыскать. Шли днем и ночью. Наблюдали за передвижением фашистов. Вдали от линии фронта было довольно спокойно. Раз в сутки заходили в деревни. Жители встречали нас тепло, кормили, рассказывали про немцев. Взятые с собой продукты мы берегли. Но чем ближе к фронту, тем становилось труднее. Деревни были забиты фашистами. Днем продвигаться стало невозможно. Отсиживались в лесах. Ночью шли дальше. Продукты кончились. Питались лишь сухарями да снегом. Костров не разводили, чтобы не привлекать внимания. Кончились и сухари. Остался только снег. На пятые сутки, голодные, озябшие, мы рискнули зайти в деревню. Тихо подошли к крайнему дому, постучали. За дверью послышался старческий голос: «Вам кого?»

Я ответил по-немецки: «Открывай». Вошли в сени, шепотом спросили открывшего нам дверь старика: «Немцы в доме есть?» — «Трое. Спят, вчера нализались, свиньи». Вшестером быстро покончили с ними, оттащили в огород, забросали снегом. Пришедшая затем старушка подала на стол две кринки молока, творог и буханку хлеба. Как волки голодные, накинулись мы на еду, быстро опорожнили посуду, съели хлеб. Вдруг за дверью послышался шум, затем немецкая речь. Вскочили. Куда деваться? Решили выбраться через чердак. В дверь уже барабанили. Чтобы не оставлять следов, захватили с собой кувшины из-под молока, блюдо из-под творога и забрались на чердак. Внизу началась стрельба, видно, фашисты почувствовали недоброе. Через слуховое окно мы попрыгали прямо в огромные сугробы — и бегом к лесу. Немцы заметили нас, ударили из автоматов. Радистка упала. Мы унесли ее в лес. А когда стрельба прекратилась, похоронили нашу боевую подругу комсомолку Валю в лесу, в огромном сугробе.

В деревни больше не заходили. Чем ближе к линии фронта, тем сильнее было движение на дорогах. Тянулись колонны бронетранспортеров, танки, самоходные орудия. А на востоке по вечерам полыхало красное зарево и слышался беспрерывный гул. Идти становилось все труднее.