Илья Вергасов - В горах Таврии Страница 4

Несмотря на поздний час, батальон не спал, люди забросали нас вопросами:

- Правда, что противник у Перекопа?

- Что делается в Одессе?

- Надо ли эвакуировать семьи?

В бывшей столовой санатория летчиков комиссар Поздняков собрал коммунистов. Он доложил обстановку и информировал товарищей о решении бюро райкома.

Двадцать восемь коммунистов тотчас заявили о желании вступить в партизанский отряд.

Последним к комиссару подошел Яков Пархоменко, директор алупкинского ресторана. Пархоменко когда-то служил в Красной Армии, с первых дней войны рвался на фронт, но тяжелая болезнь держала его в тылу. Он записался в истребительный батальон, ревностно выполнял свои обязанности, учил людей военному искусству.

- Яков, возьми обратно заявление, в партизаны не пойдешь, решительно сказал ему Поздняков.

- Почему?

- Ты еще спрашиваешь, почему? Болен - раз, дети - два, райком партии настаивает на твоей эвакуации - три.

- Это касается одного меня. Никто не запретит мне поступать так, как подсказывает совесть, - Пархоменко в упор посмотрел на комиссара.

- Иди, Яша, завтра потолкуем, - с сожалением сказал тот. - А в партизаны зачислять не будем.

- И не зачисляйте, дорогу сам найду, - круто повернувшись, Пархоменко вышел, хлопнув дверью.

Поздняков помолчал, снял очки, улыбнулся:

- Горяч! Хороший командир, душа-человек, жаль, больной... Пока надо поручить ему подготовку партизанской группы. Пусть базирует продовольствие. Он это сделает лучше других.

Шли дни. Все ожесточеннее становились бои за Крым. Над побережьем летали фашистские пикировщики, бомбили тихие курортные поселки.

По горным дорогам шли машины. Они везли в лес продовольствие, взрывчатку. Создавалась материальная база партизанского движения. Действовал Центральный штаб во главе с командующим всем партизанским движением Крыма Алексеем Васильевичем Мокроусовым. (Мокроусов еще в 1920 году успешно руководил партизанскими отрядами в тылу барона Врангеля.)

К концу октября 1941 года Крымский обком партии выделил более двух тысяч коммунистов в состав двадцати семи партизанских отрядов.

...С первыми проблесками зари мы подъехали к баракам ветросиловой станции.

Вокруг теснились лысые безлюдные горы, чуть накрапывал дождь. У дверей бараков топтались часовые, в кухне батальонный повар гремел посудой.

Меня встретил дежурный, отрапортовал:

- Товарищ старший лейтенант, вас Ялта - к телефону.

Несмотря на ранний час, в телефонной трубке слышится голос секретаря райкома:

- Взрывчатку доставил? - спрашивает Герасимов.

- Так точно!

- Кто, кроме тебя, участвовал?

- Шофер Семенов.

- А как с мостом?

- У Обремского все готово.

- Сегодня же, сейчас же отправляй в Ялтинский отряд товарищей, давших согласие партизанить. Пусть группу возглавит Поздняков. Ясно? Сам же приезжай в райком партии. Батальон передай начштаба.

...У каменной стены недостроенного здания стояли люди. Перед ними комиссар в своем сугубо штатском осеннем пальто, фуражечке, роговых очках. Поздняков не был похож на военного человека. Движения его медленные, осторожные, голос тихий, мягкий. "Трудно будет ему партизанить", - подумал я, наблюдая за ним.

Поднимая очки на лоб, Поздняков подносил к близоруким глазам список и выкрикивал фамилии:

- Учитель Мацак?

- Есть!

- Аня Куренкова?

- Я здесь, товарищ комиссар, - ответила из строя высокая девушка.

- Директор санатория Шаевич?

- Есть Шаевич!

Комиссар сложил список, поднял руку:

- Вы все добровольно записались в партизанский отряд. Теперь пришло время уходить в лес. Еще раз напоминаю, что идем на трудное дело. Лес, камни, бурелом, холод, а может, и голод... Прошу каждого по-партийному еще раз взвесить свои силы... Кто желает говорить?

Строй молчал.

- Значит, в путь! - Комиссар подошел ко мне, не очень умело козырнул: - Разрешаете?

Мне было жаль расставаться с Поздняковым. Всего месяц мы вместе с ним руководили батальоном и не просто, как говорится, сработались, но и постепенно сдружились, а на войне разлуку с другом ощущаешь особенно остро: встретимся ли?

Только успели проводить отряд Позднякова, как послышался близкий стрекочущий гул немецких самолетов. Нас поразило непривычное их направление. Наверное, не у одного меня дрогнуло сердце. "Неужели будут бомбить Ялту, мирный курортный город, не имеющий ни одного военного объекта?"

Сжав винтовки, мы молча смотрели, как над городом встают черные фонтаны разрывов.

Вдруг замечаем, что два самолета летят к нам и очень низко. Вот они уже над яйлой! Метров сто, наверное, от нас, не больше!

- Огонь!!

Маскируясь у стен, мы открыли из винтовок залповый огонь по самолетам.

Одна машина развернулась, на мгновенье как бы повисла над нами. За самолетом потянулся черный клубящийся дым.

Струя дыма все больше, чернее... Показались огненные языки. Летчик начал петлять, пытаясь сбить пламя, метнулся в сторону Симферополя, стал снижаться и, не долетев до Бешуйской долины, рухнул в лес.

Удача! Она нас как-то сразу ободрила, как бодрит в туманный осенний день ясное, на минуту выглянувшее солнце.

...Машина шла в город. Порывистый ветер гонял в кюветах пожухлую листву, свистел в верхушках старых сосен. Тучи спускались с горы Могаби все ниже и ниже к морю.

В городе хмуро, серо, море бушует и плещет волнами о гранитные плиты. Морская пыль фонтанами взлетает к небу, окутывая прибрежные дома. Из ущелий дует холодный ветер. Раскачиваясь, скрипят платаны.

Оставив полуторку в глухом переулке, иду в райком партии. В выцветшем кожаном пальто, желтой шапке-ушанке, шагаю по набережной, наблюдая за всеми изменениями, которые произошли в городе за последние дни.

Еще недавно веселый и яркий городок с пляжами, дворцами, музыкой, розами, цветущими чуть ли не круглый год, нахмурился, поблек. Здания камуфлированы, местами залеплены грязью. На тротуарах хрустят стекла следы сегодняшнего авиационного налета врага.

Первое, о чем мы узнали в городе, - противник занял Алушту, бои уже идут в районе Гурзуфа. Там мой совхоз, моя работа, мой дом.

Командиры и комиссары партизанских отрядов собрались в приемной секретаря райкома. Здесь же - Герасимов. А в его кабинете - секретарь обкома партии, к которому беспрерывно заходят люди, коротко докладывают о неотложных делах.

Нас позвали в кабинет, с нами зашел и Герасимов. Он доложил:

- Все, предназначенное к эвакуации из Ялты, эвакуировано. Вина массандровских подвалов вылиты в море, коллекционные вина отправлены на Кавказ. Теплоход "Армения" с ранеными - на причале, погрузка закончена. Немного помедлив, Герасимов сказал: - В моем районе остается обком партии. Я беспокоюсь...