Александр Крон - О Всеволоде Иванове Страница 4

При всей щепетильной добросовестности по отношению к общественным обязанностям В.В. не скрывал своей нелюбви к заседаниям, временами у него бывал совершенно отсутствующий взгляд, и можно было поручиться, что в этот момент его мысли блуждают где-то далеко за пределами старого особняка на улице Воровского, где мы обычно собирались. У меня сохранилась посланная мной во время заседания записка с резолюцией В.В. В записке я просил разрешения уйти пораньше, я ждал к обеду приехавшего с Камчатки друга, и мне не хотелось опаздывать. Получив записку, В.В. долго ее разглядывал, затем вздохнул и написал: "Я вам завидую, т.к. сам бы с ним пообедал". И пообедал бы, если б его не удерживал долг председателя, - В.В. принадлежал к тем людям, которых хлебом не корми, а дай поговорить с бывалым человеком. В данном случае "хлебом не корми" выражение не совсем точное - более всего В.В. любил именно застольную беседу, большинство встреч и разговоров происходило не в рабочем кабинете, а на превращенной в столовую просторной теплой веранде переделкинской дачи, где стоял большой, почти всегда накрытый стол, за этим столом обедали, пили чай, иногда выпивали, но всегда разговаривали. Здесь можно было встретить самое разнообразное общество, гостей и домочадцев, москвичей и приезжих, гости были отовсюду - с берегов Сены и с берегов Иртыша, всех сажали за стол без чинов и угощали тем, что было в доме. Не помню, чтоб к чьему-нибудь приходу как-то особенно готовились, чтоб кого-нибудь как-то особенно усаживали или потчевали, все сидели вперемежку, свои и заезжие, знатные иностранцы и забежавшие на огонек дачные соседи. Шел общий разговор, говорили обо всем на свете: чаще о жизни, реже о литературе и совсем редко о делах окололитературных. В последние годы В.В. проявлял живой интерес к современной науке, немалую роль тут сыграла его дружба с академиком П.Л.Капицей и научные успехи младшего сына Вячеслава в новой и увлекательной области знания - структурной лингвистике. Прочитав интересную книжку, В.В. становился ее страстным пропагандистом, из его рук я получил только что вышедшие в русском переводе "Кибернетику и общество" Норберта Винера и "Предвидимое будущее" Д.Томсона. Невозможно хотя бы приблизительно перечислить все темы, возникавшие за столом у Ивановых, считалось, что хороши все материи, кроме скучных, и, вероятно, именно потому там очень редко сплетничали.

В свой кабинет В.В. приглашал гостей редко, на его рабочем столе всегда было неприбрано, громоздились растрепанные кипы рукописей, лежали раскрытые книги сплошь в пометках и межстраничных закладках, и писатель стеснялся, не беспорядка конечно, а разверстости, обнаженности, интимности этого зрелища, неостывших следов творческого акта. Вообще ко всему связанному с литературным творчеством Иванов относился до крайности целомудренно, нужны были исключительные обстоятельства, чтоб заставить его заговорить о том, что он пишет, написал или собирается написать. О своих успехах и огорчениях В.В. неохотно рассказывал даже самым близким друзьям. Возвратившись из поездки по Югославии, где в трех театрах страны с триумфальным успехом прошел "Бронепоезд", он так ничего толком не рассказал и только мешал Тамаре Владимировне. Помню, всех очень удивляло, что наша театральная пресса никак не откликнулась на успех пьесы за рубежом, - ведь это был успех не только драматурга, но и всего нашего советского искусства, - но В.В. отнесся к этой теме без всякого интереса и при первой возможности перевел разговор на другое. Еще решительнее он уклонялся от обсуждения своих огорчений, а их было немало. В.В. почти никогда о них не заговаривал и неохотно давал читать неопубликованное. Как-то он сам предложил мне взять для прочтения недавно законченный вариант своей коктебельской повести "Вулкан" ("Хочу посоветоваться со старым коктебельцем..."), но затем стал тянуть, ссылаясь то на отсутствие удобочитаемого экземпляра, то на желание что-то дописать и доделать. Кончилось тем, что он уехал в очередную экспедицию, а вернувшись, заявил, что "Вулкан" читать незачем, лучше он даст мне роман "Мы идем в Индию". С романом повторилась та же история, и в конце концов я получил не рукопись, а связанную веревочкой пачку номеров "Советского Казахстана". Роман я прочел в два дня, после чего состоялся разговор, поразивший меня своей серьезностью: В.В. увел меня в свой рабочий кабинет и там с глазу на глаз потребовал от меня откровенного разговора, и в первую очередь о том, что мне не понравилось.

Положение у меня было не из легких. Роман мне не только понравился, но пленил своей сочной словесной живописью, временами я почти физически ощущал цвет, вкус и запах описываемого, в этой прозе поразительно соединялась густота письма, делавшая героев зримыми и объемными, с будившей мою читательскую фантазию поэтической недоговоренностью. Я читал роман, как читают только в юности, жадно впитывая открывшееся и принимая на веру неясное, по-своему заполняя "белые пятна" на карте той прекрасной страны, куда меня ввел автор. А "белые пятна" были, художественная логика романа была несомненно сильнее бытовой: увлеченный полетом своей фантазии, писатель не слишком заботился о последовательности и взаимосвязи событий. Мне лично это не очень мешало, у меня довольно сильное воображение, в юности я даже любил читать романы не по порядку, а начиная с середины, но я хорошо понимал, что существует другой, более дотошный и порядливый читатель, который не любит никакой невнятицы, с ним у писателя могло и не получиться контакта.

В игре всякого большого драматического артиста соседствуют вдохновение и самоконтроль, основанный на выработанном благодаря опыту чутком и непрерывном ощущении аудитории, на безошибочной расшифровке поступающих из зрительного зала сигналов. Мне казалось, что в последние годы у В.В. вдохновение подавляло самоконтроль (чаще бывает наоборот), он напоминал мне большого артиста-трагика, в силу тех или иных причин все реже появляющегося на сцене; творческая мощь и вдохновение не растрачены и временами потрясают, но тот безошибочный контакт с залом, который достигается привычным общением, иногда теряется, и тогда... все это я, как умел, изложил В.В. Он слушал внимательно, не перебивая, но и не помогая мне говорить. Наконец сказал - не очень дружелюбным тоном:

- Послушать вас, я нечто среднее между камлающим шаманом и тетеревом на току...

Затем улыбнулся:

- Да нет, что там, вы правы... Бормочу.

И потянулся к журналу:

- А ну, покажите - где? Отметили в тексте? Нет? Напрасно...

Мне не пришлось пожалеть о своей откровенности, после нашего разговора отношение В.В. ко мне не только не изменилось к худшему, но стало даже доверительнее. Когда роман вышел в "Советском писателе", при ближайшем свидании В.В. вручил мне книгу со следующей надписью: "Ответным подарком желаю получить от милого А.Крона новый роман, такой же толщины, как этот. Елизавете Алексеевне - читать тот роман с еще большим удовольствием, чем этот. Настроение у меня отвратительное, но, взглянув на свою книгу, мне делается легче. Чего и Вам, дорогие друзья, желаю. Уезжающий в Ялту Сочинитель. 16 мая 1960 г. Переделкинская дыра".