Дыхание в унисон - Элина Авраамовна Быстрицкая Страница 40

Причина моего решения была простая — я боялась Веры Николаевны. Роль отдали Руфине Нифонтовой. А Нифонтова в это время была в декрете, то есть она не могла выйти на премьеру так скоро, как хотела этого Вера Николаевна.

Но я, видимо, чего-то тогда не понимала. Из-за того, что Софья Николаевна опасалась Веры Николаевны, я ее тоже избегала. Особенно общения на сцене. Я из-за кулис смотрела Веру Николаевну в спектакле «Остров Афродиты». И, клянусь, видела синие молнии, летевшие у нее из глаз! Я не могла ошибиться — я это видела! У нее была такая энергетика, что становилось страшно.

Я наступила тогда на свою душу. Не ожидала такого предложения от Веры Николаевны и чисто инстинктивно, не задумываясь, отвергла его. Если бы у нас с ней состоялся осторожный, уважительный разговор, то, возможно, все сложилось бы иначе. А так — возле лифта, на ходу, вдруг…

Потом я очень жалела, но это было потом. И уж совсем честно — я сомневалась, что смогу успешно, с блеском сыграть Катерину. Я была истощена ролью Аксиньи, и мне казалось, что героиню такой трагической судьбы я уже дать никогда не смогу. Давно прошел по экранам «Тихий Дон», а Аксинья не отпускала меня от себя, и даже когда я не думала о ней, она все равно была в моем сердце…

Еще одним ярким знакомством для меня стала встреча с Александрой Александровной Яблочкиной, к которой мы вместе с Софьей Николаевной ходили в гости. И всякий раз попадали то когда она обедала, то когда у нее был полдник или что-то подобное. Мы не принимали участия в ее трапезе, но со скрытым любопытством наблюдали за тем, как все происходит. Это для меня тоже была большая школа. Ее стол всегда был сервирован так, словно у нее дома большой прием: фужеры, бокалы, салфетки, тарелки и тарелочки и т. д.

При этом она могла не пить и не есть. Стол, за которым она сидела, — большой овальный, торца у него не было; она садилась за узкой частью овала, ей повязывали салфетку… Тогда Александре Александровне было уже много лет — кажется, девяносто четыре. Работать в театре она закончила в девяносто шесть. В девяносто восемь ее не стало…

Я была глубоко благодарна Александре Александровне за ее единственную фразу обо мне. На художественном совете, когда решался вопрос о моем приеме в Малый театр, она вдруг сказала:

— Я поняла все, что она говорит… Надо брать.

По молодости я не сообразила, что значат эти слова. Лишь потом я поняла, что она оценила мою дикцию. А тогда я чуть ли не обиделась на нее, мне показалось, что это недооценка.

Не могу сказать, что меня все в театре приняли с распростертыми объятиями. Многие актеры с опытом, известными именами относились ко мне очень доброжелательно, не скупились на тактичные советы и помощь. Но было немало и тех, кто присматривался, оценивал мои достоинства и недостатки, видел во мне нежданно объявившуюся конкурентку-соперницу. Отношения складывались трудно. Помню до сих пор и волнение, и напряжение, с которыми я вышла на сцену на премьере спектакля «Веер леди Уиндермиер».

Собственно, тогда от успеха или провала зависела вся моя дальнейшая судьба. Роль давалась трудно, но у меня все получилось. Спектакль держался в репертуаре довольно долго, с аншлагами, билетов на него было не достать. Не могу сказать, что эта роль принесла мне оглушительный успех. Но зрители принимали тепло, многие актеры Малого театра поздравили с удачей.

После «Веера леди Уиндермиер» мне щедро предлагались роли в новых спектаклях Малого театра. Я ни от чего не отказывалась: главное — быть занятой, работать!

Так, меня изначально, как говорится, «не грела» роль Кэт в спектакле «Остров Афродиты» по пьесе А. Парниса. В нем были заняты прекрасные актрисы: греческую мать играла Пашенная, английскую — Гоголева. Я была дочерью английской матери. В основе сюжета — борьба греков за независимость в XIX веке, но уровень драматургического решения был довольно примитивным. Мы — и я, и знаменитые Пашенная и Гоголева — очень старались, но зрители принимали нас прохладно.

Этот спектакль шел недолго. Учитывая политическое звучание темы, в прессе его не ругали, но для нас, актеров, это было слабым утешением.

Вся моя жизнь в этот период складывалась в цепочку малых и больших событий, центром которых были театр, спектакли, взаимоотношения с коллегами. Хочу сказать, что занять достойное место в труппе знаменитого театра, где отношения между людьми давно сложились, всегда очень сложно. Тебя внимательно изучают, делают какие-то выводы, кое-кто не прочь подставить и ножку: творческое и чисто человеческое соперничество очень развито. Не унижусь до того, чтобы употреблять расхожее словечко «интриги». Но куда от него деться?

Для меня, к примеру, стали совершенно невозможными никакие отношения с одной актрисой. Мне дали ту же роль, которую играла она. Были гастроли театра в Ленинграде. На гастроли театр уехал без меня. В Москве в это время проходил молодежный фестиваль, меня пригласили, и я пошла на него, так как у меня было свободное время. В фестивальном зале меня увидел ответственный работник Министерства культуры, который устраивал ленинградские гастроли (не знаю, чем это объяснить, но я никогда не запоминала фамилии чиновников). Он спросил меня:

— Почему вы не на гастролях?

— А меня туда никто не посылал, — ответила я, что было пусть и обидной для меня, но правдой.

Он удивился, но расспрашивать ни о чем не стал. Я не знаю, что произошло дальше, но актрису, с которой мы играли одну и ту же роль, срочно отправили из Ленинграда в Москву, а мне руководство театра предложило немедленно выехать в Ленинград. Я до сих пор не знаю, почему произошла такая срочная замена. Может быть, кто-то потребовал, чтобы я приняла участие в гастролях, может