Брижит Бардо. Две жизни - Джеффри Робинсон Страница 40

Буквально через считанные часы под окнами частной клиники, расположенной в преуспевающей части Ниццы, начала собираться толпа, что вызвало серьезные опасения у врачей Брижит. Администрация клиники распорядилась запереть главную дверь на замок. Кроме того, для охраны здания была вызвана полиция. Вскоре у входа в клинику появились три девчонки-подростка, которые заявили, что будут круглосуточно дежурить здесь, пока собственными глазами не увидят Жака Шарье. На коммутатор клиники звонки поступали ежеминутно, причем от совершенно посторонних людей, иногда даже из далекой Южной Африки или Австралии. Люди запросто отпрашивали: «Ну как там Брижит?» К утру 29 сентября — один за другим — в клинику начали приносить букеты цветов. Однако единственными людьми, кому было разрешено навестить Брижит, были Мерседес Завка и Кристина Гуз-Реналь.

В Ле Каброль у колодца, там, где Буну обнаружил Брижит, собралась толпа подростков. Они принесли с собой цветы. Некоторые молились. Это вызвало озабоченность у местного священника, обвинившего молодежь в идолопоклонничестве. Кюре отмечал, что к колодцу устроено настоящее паломничество, причем многие «пилигримы» приезжали сюда за десятки километров, например даже из Лиона. «Эти юные создания молятся обыкновенной женщине, а не Божьей Матери. Того гляди, у колодца начнут совершаться чудеса».

Пилу и Тоти прибыли в субботу, и их уже встречала целая армия журналистов.

На протяжении последующих нескольких дней они навещали Брижит в клинике, после чего Тоти встретилась с прессой. Встреча состоялась в баре отеля «Негреско». Увидев перед собой три ряда репортеров, Тоти обратилась к ним со слезной просьбой позабыть о существовании Брижит Бардо. «Если вы по-прежнему, станете ее преследовать, она совершит то же самое. Прошу вас, оставьте ее в покое. Я не хочу терять дочь».

Кое-кого ей удалось убедить, однако, увы, не всех. Как только Брижит начала поправляться, на нее обрушился поток корреспонденции. Правда вдобавок к многочисленным пожеланиям скорейшего выздоровления одна женщина писала: «В следующий раз, когда тебе захочется умереть, спрыгни с Эйфелевой башни. Таким образом тебе наверняка удастся исполнить задуманное, а на земле станет одной сукой меньше». Поскольку свежих новостей не было, начали раздаваться предположения: а не была ли эта попытка самоубийства лишь игрой на публику, призванной подогреть интерес к ленте «Истина» и тем самым увеличить кассовые сборы. Ведь, в конце концов, вместо того, чтобы читать об этом в газетах, поклонники могли посмотреть, как Бардо режет себе вены, и в кинозале.

«Странно, однако, — замечала одна лондонская газета, — что в своей последней картине, вокруг которой сейчас поднялся такой ажиотаж, Бардо совершает попытку самоубийства. Метод тот же самый — вскрыть вены и наглотаться снотворного».

Одна французская газеты намекала: поскольку «Истина» вышла за рамки бюджета, спонсоры картины подстроили попытку самоубийства, опасаясь, что одного имени Бардо будет недостаточно, чтобы зритель вернул им непомерные расходы.

Клузо, который как-то раз сам обвинил Брижит в том, что она ведет себя как ребенок, теперь пытался уверить всех, что «ее талант как кинозвезды только начинает раскрываться».

Однако пресса по-прежнему была настроена довольно скептически. Пока фотографы карабкались на деревья перед окнами ее палаты в надежде украдкой сделать снимок, французские бульварные газетенки, вроде «Франс Диманш» — к которым вскоре присоединились и более уважаемые издания, такие как, например, «Пари-Матч», — принялись дружно утверждать, что все это, мол, давно знакомая игра на публику — такое мы видели и раньше.

Один из редких сочувственных голосов подала лондонская «Дейли экспресс». Газета назвала Брижит «печальным Питером Пэном, попавшим в ловушку мира взрослых, в котором он еще не научился жить».

Кристина Гуз-Репаль также поспешила встать на защиту своей подруги. Вот что она заявила тогда: «Самоубийства не совершаются в двадцать четыре часа. Как правило, это кульминация навязанного нам образа жизни. Люди во всем мире испытывают двойственные чувства по отношению к Брижит. Они одновременно любят и ненавидят ее. И ей показалось, будто она сходит с ума».

Бросая взгляд на прожитые годы, Гуз-Реналь имеет все основания утверждать, что Брижит отнюдь не играла на публику. «Тогда ей действительно хотелось свести счеты с жизнью. Ее проблема заключалась в том, что, в отличие от других людей, она не имела возможности приглядеться к себе. Из ребенка она сразу превратилась в пожилую даму. У нее не было промежуточного состояния. Она никогда не была взрослой».

Вадим полностью с этим согласен: «Нет, это она не на публику. Это случилось в день ее рождения, что уже само по себе было для нее черной датой, а в живых она осталась лишь потому, что ее нашел тот мальчишка. Не было это и криком о помощи. Она и до этого предпринимала подобные попытки — раз пять или шесть, — но тогда она как бы оставляла дверь открытой, чтобы кто-нибудь успел прийти к ней на помощь. На этот раз она твердо решила умереть».

Многие высказывали предположения, что проблемы Брижит проистекают от ее славы, однако Вадим иного мнения. Он убежден, что большинство тех, кто изведал громкий успех — политики, художники, актеры, режиссеры, музыканты и писатели, то есть те люди, которые в своей карьере достигают такого момента когда другие люди говорят: «Гляди, да это же звезда!» — так вот, они достигают этого момента в восьми-девяти случаях из десяти, потому что по натуре крайние эгоисты.

А эгоисты, как известно, страшно одиноки. «Слава не только озолотила ее, но и прибавила ей одиночества. Однако Брижит по натуре склонна к замкнутости».

И пока эти люди остаются одиноки, продолжает Вадим, они получают информацию извне, поскольку не отрезаны от внешнего мира. Однако они не тратят понапрасну времени на ее возвращение. Они все хранят при себе. Их эгоизм позволяет им поддерживать колоссальную внутреннюю энергию, которая необходима им для достижения славы. И даже если сами они этого не осознают, их мысли всегда сосредоточены на одном и том же — я, я, я,я. Вадим сравнивает это с принципом фосфора — тот поглощает свет, но никогда не отдает его.

«Брижит такая эгоистка, что она даже не догадывается, что является таковой. Кроме нее самой никого не существует. В результате — полнейшее одиночество. Полнейшая пустота. Отсюда становится понятно, почему, несмотря на ее огромное жизнелюбие, огромное обаяние, несмотря на то, как мила она бывает в кругу друзей, когда, например, играет на гитаре, поет,