Александр Герасимов - «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 2 Страница 40

Противоправительственная деятельность местного революционного элемента ни в чем ярко не проявлялась — то же распространение речей думских деятелей, пропаганда в союзах и на железной дороге и т. д.

Из Хабаровска я проехал в Благовещенск. Богатый хлебородный край, в большей части населенный переселенцами с Украины, внесшими в него особенность своей национальности и языка, настойчивость и любовь к земле. Из этих переселенцев были образованы те сибирские полки, которые покрыли себя славой на полях сражения, в особенности под Варшавой. Громадный город Благовещенск производит впечатление своей оригинальностью: всюду одноэтажные дома, среди которых несколько церквей и два огромных универсальных магазина, один против другого Вблизи них устроены коновязи, к которым привязывают своих лошадей приезжающие иногда за тысячу верст покупатели. В политическом отношении застаю то же, что и в других местах. Власти живут сплоченно и своеобразно по-провинциальному, ежедневно, по очереди, посещая друг друга, причем некоторые выпивают лишнее. В день моего приезда было совершено днем открытое нападение шайки на золотопромышленника, привезшего накануне с известных Ленских промыслов десять фунтов золота. Его убили, золото забрали, а сами разбойники скрылись в глушь сибирских лесов. Такое преступление характерно в этих краях, где золотоискатели выслеживаются, ограбляются и убиваются Опытные сибиряки умеют сами расправляться с такими шайками; они их заманивают и уничтожают. Война взяла у Сибири большинство молодого, сильного населения, как и во всей империи. Разбойники же, большею частью беглые каторжане, остались; их деятельность и смелость возросли, их стало много повсюду, в особенности на больших дорогах, причем к ним присоединялись теперь еще китайцы, и борьба с ними стала для власти трудной задачей, даже невыполнимой.

Из Благовещенска я выехал в Читу Дорога проходит по сибирской тайге, т. е. многовековым девственным лесом. Тайга мало исследована; местами леса обнимают площадь во много тысяч километров и воспеваются преступной Сибирью как пристанище беглых каторжан, исчезающих в их недоступной глуши. Там же образуются шайки смелых разбойников, подчас легендарных.

Для поездки мне был предоставлен прекрасный вагон, из стеклянной галереи которого видна была необозримая дикая Сибирь. Во всей Сибири, а в особенности в этой местности жизнь еще первобытная: человек один с природой, которая разнообразна и богата и особенно поражает повсюду своей необъятной ширью пространств. Все равно, степь ли, лес ли, они тянутся на тысячи верст. Сибиряки не считаются с расстоянием, и поездка за несколько сот верст на лошадях не представляется для них ничем необычайным. Самая Сибирь, от Уральских гор до Владивостока и от северных тундр до Монголии и Туркестана, заселена в преобладающей части русскими. Многие сибиряки, в особенности с окраин, по торговым делам побывали в Монголии или ходили за пушным зверем на Крайней Север. Из соприкосновений с инородцами Сибирь восприняла предрассудки, буддийские и самоедские колдовства и поверья, поэтому в Сибири многие верят в колдунов, заговоры и пр. Кроме того, там много сектантов; они живут богатыми силами, в недосягаемой глуши, собственной жизнью, создав свои обычаи и законы. Много также скитов, т. е. монастырских общин, о существовании которых зачастую почти никому не известно.

В Чите я продолжал жить в вагоне, выезжая по делам в колесном экипаже. Не знающему Сибирь эта особенность бросается в глаза: всюду снег, а здесь пыльные улицы при сорока градусах мороза; в Чите иногда целую зиму не бывает снегопада. Здесь работа социал-демократов развилась так широко, под прикрытием союзов и библиотек, что в одном из донесений Департаменту полиции мне пришлось отметить, что в случае революции в Чите областной революционный комитет вполне уже сформирован, о чем я и доложил местному начальнику. На это он только пожал плечами и, разведя руками, ответил: «Ничего не поделаешь, нет доказательств». В таком же духе были и заключения по вопросам о революционной пропаганде на железной дороге и на городских лекциях. В обществе совершенно открыто говорили о надвигающемся перевороте, ответственном министерстве и непопулярности Царя и правительства.

Выехал я из Читы морально подавленным, с сознанием, что власть атрофирована и мы находимся на краю бездны.

Чита была сосредоточием военнопленных, которые посещали город в сопровождении солдат для разных покупок; некоторые при помощи извне организовывали побеги, стараясь пробраться на юго-восток к китайской границе. Предприятие это было крайне легкомысленным, указывая на полное незнание беглецами условий той местности, которая граничит с Китаем и в которой большинству из бежавших суждено было погибнуть от рук убийц, в особенности же в районе Кара. Там проходит дорога, по обе стороны которой на многие версты стоят непрерывно кресты. По местному обычаю, если на дороге или вблизи ее обнаруживается труп, то он тут же зарывается на обочине и ставится деревянный крест. Это один из самых жутких краев Сибири с его страшным населением беглых каторжан. Если военнопленному удалось бы пройти благополучно этот ужасный район, то вблизи Китая его поджидали не менее опасные шайки хунхузов. После революции население Кары по общей амнистии влилось в среду русской армии и народа с придачей всех каторжан из рудников и тюрем. Элемент этот широко был использован большевиками для избиения русской интеллигенции, разрушения и ограбления хозяйств и имущества, тем более что большевистский лозунг «убивай и грабь награбленное» вполне отвечал психологии и натуре преступников. Эта же преступная орда, хлынувшая из мест ссылки Сибири, стала оружием против населения, заставляя его выполнять налоговые требования большевиков, кощунствуя в церквах и зверски убивая священников, служащих и офицеров, чтобы перейти затем к такому же террору в деревнях и селах. В итоге — тюрьма и каторга дали сотни тысяч преступников для «углубления» революции Деморализация населения под влиянием этих подонков человечества сказывается и теперь, тем более что многие из них занимают должности, при которых участь целого района всецело в их руках. Население ночлежек, воровских притонов, тюрьмы и каторги — вот резервы армии для проведения революции по рецепту Москвы и в других странах. Организованные рабочие и взбунтовавшиеся солдаты — это только авангард, который в свою очередь должен будет уступить место и подчиниться тем профессионалам преступления, на которых большевики могут рассчитывать вполне, так как ни при каком другое строе им места в государстве, кроме пребывания под стражей, быть не может.