Фрэнк Заппа - Настоящая книжка Фрэнка Заппы Страница 41

Работай я в те же часы, что и она, мы бы ничего не сделали. Днем Гейл должна бодрствовать, поскольку детям надо идти в школу, а ей — сидеть на телефоне. У меня же расписаны практически круглые сутки. Я не в состоянии вечно не спать ночами, потому что каждую ночь около часа перерабатываю, записываясь или корректируя запись, трудясь на синклавире, а сейчас над этой ебучей книгой, при этом каждую ночь я засиживаюсь немного дольше, чем накануне, но потом, ложась спать, хочу урвать свои восемь-десять часов, в результате чего «день» непрерывно съезжает. Каждые три или четыре недели я возвращаюсь к дневному свету, который страшит меня, поскольку днем невозможно работать. Постоянно звонит телефон. На все вопросы, которыми, пока я спал в дневную смену, занималась Гейл, теперь должен отвечать я — живьем, собственной персоной. Я не могу монтировать, я не могу писать, ничего не могу делать, потому что меня то и дело отрывают.

Дневное время отвратительно. Столько народу не спит, я выхожу из дома, и сразу ясно, о чем они все думают. Почти все они делают гадости. Преступники в белых воротничках уже весь мир заебали. Тьфу на них!

То ли дело ночная пора! И не только потому, что ночью тише, главное — я чувствую отсутствие дневной бредятины. Люди перестают суетиться. (Пусть суетятся, пока я днем сплю, я не против, — а что они натворили, я узнаю, когда проснусь и посмотрю шестичасовые новости.)

«Друзей» у меня нет. Ни одному «хозяину» предприятия не удается заводить «друзей» — у него есть работники и/или знакомые, и независимо от того, что он делает, все они, его недолюбливают, поскольку он имеет наглость платить им жалованье. (Пусть этим вопросом займется опытный врач.)

Для «светской жизни» у меня не остается ни минуты. Но зато у меня изумительная жена и четверо совершенно невероятных детей, а это, народ, куда лучше.

Что касается воспитания детей, главная мысль, которую я стараюсь всегда держать в голове, такова: ребенок — это личность. Если дети немного пониже вас ростом, это еще не значит, что они глупее. Многие делают эту ошибку, забывая, как поразительно ценна чистая интуиция, а ею в избытке наделен каждый ребенок.

Быть может, у детей еще не слишком хорошо подвешен язык и не особо ловкие руки, но это не повод обращаться с ними, как с недоразвитыми маленькими оболтусами, которым суждено вырасти в недоразвитых Больших Оболтусов, вроде вас.

Мы делаем все, что полагается, — стараемся оградить детей от опасностей и неприятностей, но вдобавок несем ответственность за то, чтоб они получили необходимые знания, которых им никогда не дадут в школе.

Насколько возможно, мы с ними делимся своими философскими воззрениями и пытаемся растолковать, что нам нравится, а что нет, хотя бы ради основы для взаимопонимания, однако в конечном счете мы отдаем себе отчет в том, что они — «существа независимые». Чем бы ни стали они заниматься в жизни, они будут этим заниматься, не считаясь с домашними директивами.

Худший аспект «типичной семейственности» (как ее повсеместно преподносят) — восхваление принудительной гомогенизации.

Наступает День Благодарения, детям хочется устроить праздничный ужин, и они уставляют стол всевозможной снедью, совсем как в кино. И вот уже, народ, они выволакивают меня из студии и тащат наверх, а я ору и брыкаюсь.

Я буду сидеть за столом и есть — мне нравится еда, но я терпеть не могу рассиживаться лишь для того, чтобы, отдавая дань «традиции», развлекать «маленьких родственничков, ведущих свое происхождение от родственников-побольше-покупающих-им-спортивную-одежду», и безропотно сносить «семейный обед», во время которого мне навяжут отупляющую «семейную дискуссию», а изо рта у меня станет капать картофельное пюре. Я доедаю и съебываюсь как можно быстрее. То же самое во время рождественского ужина и всех прочих «традиционных семейных сборищ». Я их не выношу. Я не хочу казаться грубым, не хочу отравлять им радость — но, кажется, теперь они понимают, что мой, как они говорят, «скверный характер» выражается как раз в отношении к подобным вещам.

То же самое касается и обедов вне дома. Для меня трехчасовой обед — это вечность в миниатюре, независимо от того, насколько вкусна еда. Помимо прочего, дело в том, что в ожидании еды надо сидеть и разговаривать с людьми. А разговаривать я очень не люблю. Для меня это как физический труд.

Кажется, Гейл готовит один-два раза в месяц — остальное время она сидит на телефоне и работает. Я бы не прочь «регулярно питаться», но в доме крайне редко попадается интересная еда.

По большей части дом напоминает гостиницу для подростков, где постояльцы — наши четверо детей и все их друзья. Ни дать ни взять — пансионат. Как правило, они либо заказывают на дом пиццу, либо идут обедать в ресторан. Если домой приносят продукты, — а приносят их тоннами, — все уничтожается, не успеваю я до них добраться.

Я работаю глубокой ночью, и поэтому, проголодавшись, роюсь в ящиках в поисках того, что отказался съесть подросток. Зная, что днем мы покупали хот-доги, я надеюсь отыскать пару булочек. Хот-доги давно съедены. Даже в морозилке нету. Ладно, съедим арахисовое масло. Хлеба, как правило, тоже нет, поэтому я попросту копаюсь ложкой в банке.

В кладовке обычно полно провизии, но провизии, которую надо готовить. Холодильник тоже забит — мясом и курятиной. Их надо готовить. Я это готовить не умею! А если бы и умел — откуда у меня, к чертям собачьим, на это время? Боже праведный! Не заставляй меня есть салат!

Я люблю жареные спагетти. Я люблю Все Жареное. Что бы это ни было — ПОДЖАРЬТЕ ЕГО, если только это не хот-дог. Тогда в сосиску втыкается вилка, и она обжигается над плитой, на открытом огне (да-да, народ, легендарный Вкуснейший Бутерброд с Копченой Сосиской). Между прочим, жареные спагетти лучше всего идут на завтрак.

Дети смотрят, как я ем эту дрянь, и морщатся.

Я говорю: «Это ОТЦОВСКАЯ пища. Когда-нибудь и вам придется научиться жрать это дерьмо, потому что и у вас появится дом, битком набитый детьми, и еда станет исчезать, а вы будете открывать холодильник и ворчать: "Охо-хо, это еще что за дрянь?"»

Мы испробовали ряд методов избавления меня от ночных «страданий». Все впустую. Это невозможно. Внизу, возле студии, есть еще один маленький холодильник. Периодически он заполняется продуктами, которые можно-есть-и-не-надо-готовить, но что бы туда ни положили, через день-другой оно исчезает, а ведь в той части дома привидения не водятся.

Время от времени Дива управляет неким заведением под названием «Кафе "Жираф"». Сначала она изготовила вывеску, гласящую: «Кафе «Жираф» — ОТКРЫТО». Затем — в ОСОБЫЕ ДНИ — она вешает ее на дверь наверху. Это означает, что она приготовила желе из концентрата. В те многочисленные ночи, когда в доме совсем нечего было поджарить, в Кафе «Жираф» кормили первоклассным обедом.

На днях шел дождь. Дива вошла ко мне и сказала: «Ах! Можно я пойду погуляю под дождем?» Я ответил: «Конечно». Она разоделась в пух и прах — будто это какой-то торжественный случай — и битый час пела во весь голос на заднем дворе. Не исключаю, что другие родители сказали бы: «Не ходи, простудишься». Думаю, Дива бы очень расстроилась.

Дети от рождения способны воспринимать мистику и ощущать свою связь с природой. Мир природы просто захватывающий, когда он в новинку. К примеру, дети тонко чувствуют снег, чего, как правило, не скажешь о парне, который чистит лопатой дорогу. Чем старше вы становитесь, тем меньше замечаете природу (если вы, конечно, не Юэлл Гиббоне и не намерены есть все, что валяется под ногами, пока от этого не помрете).

Дива — прелестная девчушка. Ей только что исполнилось девять. Она любит заниматься всякими «нормальными девчачьими вещами», но (слава Бооооогу!) свои причуды у нее тоже имеются. Одно время у нее была кукла Барби, которой Ахмет сжег почти все волосы, после чего Дива довершила дело, выдавив Барби на лицо цементный клей и изуродовав нос и лоб. (Я уверен, где-нибудь есть организация, которая заявила бы по этому поводу протест.) Дива назвала куклу «Соплячкой» (совсем недурно, дорогая).

Дадаизм процветает в моей семье с… незапамятных времен, и, хотя дети не имеют ни малейшего представления, что это такое, все они — дадаисты. Весь дом, как и все связанное с тем, что тут творится, провонял дадаизмом.

«МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНЫЕ НЕЛЕПОСТИ» — это общество, основанное в 1968 году и пропагандирующее дадаизм в действии. В прежние времена я и знать не знал, как назвать то, из чего состоит моя жизнь. Представляете, с каким восторгом я обнаружил, что кому-то в далекой стране пришла в голову та же идея И К ТОМУ ЖЕ чудесное, короткое название для нее.

Есть стадии, которые дети должны пройти, чтобы обрести социальные навыки, необходимые для работы и взаимодействия с другими людьми. На каком-то этапе приходится учиться быть либо «хорошим работником», либо «хорошим боссом»; третьего почти не дано.