Зорге, которого мы не знали - Ганс Гельмут Кирст Страница 41

— Есть ли какие-либо сомнения?

— Видимо, есть, — ответил Одзаки, — но мне они пока неизвестны. — Голос его звучал спокойно.

— Спасибо, — сказал Зорге, попытавшись произнести это подчеркнуто равнодушно.

Он с трудом положил трубку на рычаг и несколько секунд не снимал с нее свою руку. И опять почувствовал, что сильно захворал.

Сведения, которые резидент только что получил от Одзаки, подтверждали: о широкомасштабной акции тайной полиции по конфискации коротковолновых приемников у иностранцев ничего не известно, а отдельные случаи проверки носят целевой характер. Следовательно, не исключена вероятность, что резидентуре угрожает опасность. Значит, принятые Зорге срочные меры по усилению конспирации оправданы. Но достаточно ли их?

Слежка за подозреваемым лицом длилась от четырех до шести недель. Если за это время подозрение не подтверждалось, полиция снимала наблюдение. Поэтому надо было срочно изолировать на полтора месяца Клаузена. Работа с ним прекращалась. Хотя это и затрудняло деятельность резидентуры, но было необходимо. Передачу информации придется временно возложить только на курьеров.

Зорге возвратился в зал. Ноги сильно болели, а руки как плети висели вдоль туловища. Грипп навалился на него: не хватило сил, чтобы мысленно обругать Клаузена, это легкомысленное животное.

За его столом сидела Мартина в туго облегавшем се темно-синем платье. Роскошные белокурые волосы красавицы рассыпались по плечам. Она требовательно посмотрела на Рихарда.

— Вот до чего дошло, — произнесла она, не поздоровавшись. — Я должна бегать за тобой.

— Стало быть, дошло, — ответил Зорге, тяжело опустился на стул и равнодушно взглянул на нее.

— Что с тобою происходит? — спросила она.

— А что должно происходить? — вопросом на вопрос ответил Зорге и отодвинул почти полную тарелку в сторону. — Я заболел.

Мартина на мгновение умолкла, хотя и собиралась сказать какую-то резкость, но, подавив это желание, стала жаловаться:

— Ты совсем меня забросил. На прошлой неделе был у посла, а меня не пригласил. Тридцатого января ты присутствовал на торжественном собрании партийной группы, опять забыв про меня.

— Это задевает твои патриотические чувства?

— Я только хотела быть рядом с тобой, разве ты этого не понимаешь?

— А кто, — спросил Зорге не без иронии, — три дня тому назад провел целую ночь в «Империале» в одном из номеров? Ты и там искала моей близости?

— Это потому, что ты не уделяешь мне должного внимания!

Зорге молча посмотрел на нее усталыми, покрасневшими глазами. Мартина увидела презрение в его взгляде. Она не подумала о том, что это презрение касалось не только ее, но и всех людей и даже всей жизни. И она решила защищаться.

— Разве обязательно должно что-то случиться, если вечеринка затянулась? Нас собралось в комнате добрый десяток человек. Можешь навести справки.

— И наведу! — глухо ответил Зорге, прижимая кулаки к вискам. Голова его грозила разорваться: поднялась высокая температура.

— Почему ты не хочешь понять, что я действительно тебя люблю? — продолжила Мартина. —

Я люблю тебя так, что смогла бы сделать для тебя все. Абсолютно все!

— Тогда оставь меня сейчас в покое.

— Почему ты отталкиваешь меня? Почему ты не хочешь, чтобы я принимала участие в твоей жизни? — Мартина попыталась положить свою маленькую розовую ладонь на его предплечье.

Зорге отстранился и сказал:

— Участие в моей жизни! Что я слышу! А что ты, собственно, понимаешь под моей жизнью? Чаепитие у посла? Обмен пустыми фразами с партийными бонзами? Увеселение глупых торгашей-толстосумов? Чтение бездарных газетных статей? В этом заключается моя жизнь? Ты же ведь ничего обо мне не знаешь, совсем ничего! Тебе никогда не понять, что творится в моей голове.

— Если ты мне дашь возможность, то пойму.

Зорге видел Мартину как сквозь пелену. Он знал, что она представляла собой на самом деле. Поэтому Рихард избегал смотреть ей в лицо, знакомое ему до мельчайших подробностей. По утрам оно было усталым и дряблым, с морщинками под глазами и в уголках губ, свидетельствовавшими о начинающемся увядании. По вечерам же Мартина сияла красотой, была жизнерадостной, манящей.

Мартина, дикая, жизнелюбивая, охочая до развлечений Мартина начала понимать, что уже перевалила через пик своей красоты, что тело ее стало не таким упругим и что страсть поутихла. И вот тут-то она задумалась, пытаясь найти человека, который наполнил бы ее жизнь смыслом. И выбор Мартины пал на Зорге.

Зорге догадался об этом, и его охватывал ужас. Он до сих пор никого так не любил, как ее. Когда Рихард и Мартина лежали вместе, ему часто казалось, что у них много общего и что они в отчаянии цепляются друг за друга. Но у него было занятие, которое поглощало его полностью.

— Пошли! — сказал он решительно. — Ты должна получить свою частицу моей жизни.

Она послушно последовала за ним, и они смешались с густой, безликой толпой. Зорге ничего не говорил, шагая непослушными ногами. Когда она стала отставать, он взял ее за руку и потащил за собой.

Вывески заведений висели над ночной улицей, как флаги. Разноцветные лампочки пестро освещали округу и придавали лицу Мартины лик Мадонны. Шум волнами вырывался из окон и дверей вместе с тяжелым духом низменных развлечений.

— Мы пришли, — сказал Зорге и потянул ее к двери, над которой некрупными буквами светилось название «Летучая мышь» и какие-то не очень разборчивые японские иероглифы.

Хозяин оживленно поприветствовал Зорге и тут же освободил для него столик, согнав двух японцев, которые послушно направились к стойке. Официантка Кэйко радостно улыбнулась, увидя Зорге, однако ее личико вытянулось, когда она заметила Мартину. Японка с такой силой поставила находившийся в ее руках стакан на стойку, что тот разлетелся вдребезги.

— Ром! — воскликнул Зорге. — К нему горячей воды и много сахара.

Мартина беспомощно оглядела маленькое, тесное и грязное помещение. В ее глазах отразились удивление и отвращение. Она даже не стала садиться за столик.

Зорге распустил свой галстук и расстегнул ворот