Владимир Рынкевич - Шкуро: Под знаком волка Страница 41

О Григории Шкуре отзывы были неприятные: болтливый хохол, так и норовит в спор, в драку. Со старшим сыном — будущим атаманом Шкуро — и с женой вечные раздоры. Пришлось Андрею уходить из отцовского дома, забрав мать. По заключению тогдашнего атамана Екатеринодарского отдела инвалид Г. Шкура «безусловно нервнобольной человек, неврастеник, едва ли ответствен за свои слова и некоторые поступки. Сына Андрея воспитал он по всем тогдашним казачьим правилам: Кубанское Александровское реальное училище, 3-й Московский кадетский корпус. Высшее Николаевское кавалерийское училище. Однако… Уже в кадетском корпусе участвовал в бунте, был исключен из корпуса, затем амнистирован. В училище, в казачьей сотне, отличался в верховой езде, был произведен в портупей-юнкера, но из городского увольнения обычно возвращался в неумеренно пьяном состоянии, за что был разжалован. В 1907 году произведен в офицеры — получил чин хорунжего, и устроил с друзьями в Петербурге грандиозное празднество, пропив все до копейки. На этот раз больной отец оказался «ответственный за свои поступки» и экипировал сына в полк.

Служил Андрей в Карсе, потом в родном Екатеринодаре, о чем сам рассказывал приятелям, как о самом безобразном времени жизни. Гауптвахта стала чуть ли не родным домом, наказной атаман вызывал и грозил офицерским судом. Спасла женитьба.

Об этой женитьбе мнения разные. Одни считали, что женился он по любви, другие из-за денег. Какой-то Климов, написавший пространное донесение о своем земляке, утверждал, что у Андрея Шкуро была любимая девица в Екатеринодаре — некая Катерина Буракова из простой семьи, — но он ее бросил и женился на больших деньгах. Татьяна Сергеевна Потапова была дочерью директора народных училищ Ставропольской губернии, а бабушка Татьяны обладала значительным состоянием, завещанным внучке. Тот же Климов пишет, что Андрей, женившись, будто бы стал серьезным человеком, с женой жил справно, однако, мол, это хитрое притворство. Постоянно рвался в какую-нибудь дальнюю поездку и там давал себе волю. Дома сдерживался, а нервную разрядку получал в диких ссорах с отцом. Кирпичные заводы затеял строить на деньги жены, чтобы в Германию ездить на учебу. А перед самой войной решил сбежать от жены как можно дальше — взял отпуск из полка и направился в Восточную Сибирь, в Нерчинский округ, в экспедицию, организованную «для отыскания и нанесения на карту золотоносных месторождений».

Еще в Карсе он участвовал в кавалерийских боях и даже получил первую награду — Станислава 3-й степени. Маленький, ловкий, он был для лошади легким всадником, и все ему удавалось в конных сражениях. Конечно, цена фронтовых докладных известна, но, как говорится, написано пером; в первом же бою 1914 года будущий атаман с 17-ю казаками разгромил эскадрон гусар и взял в плен двух офицеров, 48 гусар и два пулемета. Получил «клюкву»[32] — Святую Анну 4-й степени на шашку с красным темляком.

Судьбу Шкуро, как и все важные проблемы руководства армией, Деникин решал вдвоем с Романовским. Можно даже без особой натяжки утверждать, что начальник штаба подсказывал решения. В эти боевые жаркие летние дни, как ни старался преодолеть командующий душевную слабость, но письма Ксении из Новочеркасска волновали его больше, чем донесения полковника Дроздове к ого о наступлении на Екатеринодар. Не любил разговоры о женщинах, кстати, Деникин не хотел разбираться ни в причинах, побудивших Шкуро жениться, ни в его донжуанских похождениях. Не мог избавиться Антон Иванович от некоторого стыда за свой брак: когда-то брал на руки новорожденную девочку, дочь друга, а теперь устраивается с ней в супружеской кровати.

А Романовский счел необходимым обсуждать и личную жизнь этого Шкуро — с удивлением и с некоторым осуждением говорил о том, что жена полковника была арестована большевиками, как заложница, но вскоре оказалась на свободе; ей устроили побег, однако супруг почему-то не спешит с ней соединиться и держит ее в каких-то черкесских аулах и позволяет себе…

— Другие члены семьи где? — перебил его Деникин.

— Все бежали от красных. Ждут, когда мы возьмем Екатеринодар. Младшие сестра и брат — в Ростове или в Новочеркасске. О сестре говорят, что она очень дружит с иностранцами. Там сейчас вокруг Краснова собираются и немцы, и англичане, и даже американцы. Атаман всевеселого войска Донского рассчитывает выиграть при любом исходе войны. Ведь сейчас во Франции, пожалуй, идет решающее сражение. Вот и юная госпожа Шкуро…

— По-видимому, Иван Павлович, нас прежде всего должны интересовать качества Шкуро, как боевого офицера, — сказал командующий Романовскому с некоторым вопросом в голосе.

— Разумеется, Антон Иванович, но…

Не трусить на поле боя — это превышает многие возможные «но». За годы войны Деникин хорошо узнал, что значит сидеть или стоять под пулями, ни одним движением не показывая естественный страх, сохраняя неподвижно важную осанку, приличествующую, как он считал его генеральскому званию и солидной комплекции. А Шкуро не только стоял, но и мчался на противника с обнаженной шашкой, не обращая внимания, рубил врага, на то, что над ним вспыхивает смертельный блеск чужой стали. И еще более уважал командующий теперешних своих бойцов, шедших в бой не во исполнение присяги, не по гражданскому долгу защиты государства, а добровольно. В душе он даже удивлялся: ведь они могли отсидеться. Советская власть не преследовала всех офицеров. В Ростове и Новочеркасске в начале 1918 года собрались десятки тысяч офицеров, а за Корниловым пошли всего около трех тысяч. Вот и Шкуро, Он же сам со своими казаками поднялся против большевиков. Собрать таких — даже Сорокина он взял бы в свою армию — и можно остановить наступление немцев на Россию, освободить Москву и Петроград от красной заразы, но…

— Но боевой опыт Шкуро весьма своеобразен, Антон Иванович, — закончил начатую фразу Романовский и выразительно взглянул на толстую папку.

До конца 1914 года так и воевал Шкуро младшим офицером в 3-м Хоперском полку 3-го Кавказского армейского корпуса. Участвовал в страшных боях под Ивангородом, когда казаки прятались в окопах вместе с лошадьми, был контужен в голову, пролежал 10 дней госпитале. Командовал сотней, преследуя отступающих австрийцев. Командование оставалось где-то позади, и, наверное, в этих боях и почувствовал Шкуро все. преимущества свободы от начальства. Сам придумывал, как обмануть, обойти, неожиданно обстрелять, как лучше устраивать засады и рубить попавшихся в западню. Брал он по 200–250 пленных. Ворвавшись с казаками в город Кельцы раньше других частей, взял добычу.