Арнольд Альшванг - Бетховен Страница 41

Но картина великолепного расцвета творческой деятельности Бетховена представляет разительный контраст с его личной жизнью. Тут мы столкнемся с одиночеством, личной неудовлетворенностью, запутанностью материальных дел, беспорядочностью домашнего обихода и тягостными житейскими мелочами. Все эти черты быта с годами приобретают все более ощутимые формы, роковым образом сопутствуя каждому шагу композитора.

Комната Бетховена. (Рисунок Лейбольда)

Все квартиры Бетховена обычно чистотой не отличались. Рукописи валялись в величайшем беспорядке, чернильница проваливалась внутрь рояля. Неуклюжий хозяин часто ломал мебель. Вот как описывает дирижер Зейфрид комнату Бетховена: «…В его доме царит поистине удивительный беспорядок. Книги и ноты разбросаны по всем углам, так же как и остатки холодной пищи, запечатанные или наполовину осушенные бутылки; на конторке беглый набросок нового квартета, и здесь же остатки завтрака; на рояле, на испещренных каракулями листах, материал к великолепной, еще дремлющей в зародыше симфонии и молящая о спасении корректура… Поиски вещей длились неделями. И, вопреки всей этой мешанине, наш маэстро усвоил манеру наперекор действительности восхвалять с цицероновским красноречием свою аккуратность и любовь к порядку».

Временами композитор, весьма требовательно относившийся к своему туалету в первые годы пребывания в Вене, одевался изысканно, но чаще бывал небрежен и совсем не заботился о своей внешности. Он плохо разбирался в денежных вопросах, часто бывал подозрителен и склонен ни в чем не повинных людей обвинять в обмане. Раздражительность толкала Бетховена на дикие поступки, но чаще в нем проявлялось благородство, доброта и душевная теплота. Так, в 1805 году он проявил трогательное внимание к Рису, который, подлежа рекрутскому набору во французскую армию в Бонне, отправился на родину, пройдя пешком от Вены до Лейпцига. Это было в сентябре 1805 года, когда венские жители толпами уходили по этому же пути от наполеоновского нашествия после битвы при Аустерлице. Рис очутился в критическом материальном положении. Бетховен не мог ему помочь, так как сам был без денег, но он написал своему ученику рекомендательное письмо к княгине Лихновской с просьбой оказать помощь молодому человеку. Рис не воспользовался письмом, но впоследствии опубликовал его. Письмо проникнуто теплой заботой об ученике[106]. Вообще Бетховен нередко просил своих знатных друзей о помощи тому или другому бедному музыканту.

Бетховен строго распределял свой день. Он вставал очень рано и от зари до обеда работал, — вернее, записывал созданное накануне. Остальное время дня композитор обдумывал и упорядочивал свои идеи, что лучше всего удавалось ему при быстрой ходьбе. При любой погоде Бетховен в послеобеденное время гулял, дважды «обегая» весь город вдоль старого крепостного рва (линия бастионов, снесенных французами в 1809 г.). Вечером композитор посвящал свое время встрече с друзьями, концертам и театру, ревностным посетителем которого он был, а также визитам во дворцы знати и пианистическим выступлениям. Небрежный, беспорядочный в личном быту, Бетховен был очень точен, когда дело шло о репетиции, деловом свидании либо выступлении. Как правило, композитор всегда запаздывал с выполнением заказов или с подготовкой произведений, предназначенных к исполнению. Но эти опоздания происходили потому, что ширился самый замысел, возникали новые художественные задачи. В частые периоды творческой горячки композитор работал почти круглые сутки, никого не принимая. Слуга композитора выгнал однажды князя Лихновского, несмотря на его настойчивые просьбы и яростное сопротивление. Только близкий друг, исполнитель партии Флорестана, Рекель, имел право зайти в рабочую комнату композитора, когда тот занимался. Лето проходило либо в частых поездках в Баден, либо в уединенной деревенской жизни, посвященной творческим думам и упорной работе. Тут созревали самые ценные, самые величественные замыслы композитора…

Неизбежное разочарование ждет всякого, кто рассчитывает найти в жизнеописании Бетховена много занимательных приключений, интересных и разнообразных внешних событий, поражающих, необыкновенных встреч. Биография великого композитора бедна внешними событиями. А начиная с описываемого периода, жизнь его, проходя под знаком растущей глухоты, становится все замкнутее и все однообразнее.

Он не перестает лечиться, не теряя надежды на выздоровление; но с глухотой своей, после тяжелой душевной борьбы, он примирился. По крайней мере, об этом говорит запись 1806 года среди нотных эскизов: «Пусть твоя глухота больше не будет тайной — также и в сфере искусства». Помимо глухоты, с лета 1807 года у Бетховена появляются сильные приступы подагры, сопровождающиеся продолжительными, изнуряющими головными болями.

После внезапной смерти его врача, профессора Шмидта, в 1808 году композитор становится пациентом знаменитого венского врача Мальфати[107] и его ассистента доктора Бертолини. Последний может быть с полным правом назван личным врачом композитора. В 1815 году Бетховен резко разошелся с Бертолини, но итальянец продолжал питать к гениальному композитору чувство глубокого почтения. Из этого ложно понимаемого почтения он оказал плохую услугу будущим биографам великого музыканта. Заболев холерой через четыре года после смерти Бетховена и боясь близкого конца, доктор распорядился сжечь интимные письма Бетховена, могущие пролить свет на некоторые стороны жизни композитора.

До самой смерти Бетховен непрерывно лечился всевозможными способами от разных болезней. В 1808 году у него образовалось воспаление ногтевого ложа на пальце руки, что долго мешало игре. В 1809–1810 годах композитора мучит лихорадка. Вообще вторая половина жизни его проходит в беспрерывных тяжелых физических страданиях.

Но Бетховен не теряет здорового юмора, способности смеяться и пристрастия к шуткам. В особенности показательны в этом отношении его письма к Цмескалю, служащие, по выражению Тайера, барометром душевного состояния композитора. Вот одно из них (лето 1809 г.):

«Любимейший музыкальный граф! Да будет у вас хороший сон, и на сегодня мы вам желаем хорошего аппетита и хорошего пищеварения. Это все, что нужно человеку для жизни, — и все же мы должны платить за это так дорого… Времена плохи, наша казна опустошена, доходы поступают плохо, и мы, всемилостивейший господин, вынуждены просить вас о займе в 5 гульденов…» Внизу подпись и слова: «Дано в нашем композиторском кабинете».