Роберт Пири - По большому льду. Северный полюс Страница 41

1 декабря мы встретили в прекрасном расположении духа. Мы не подвергались никаким серьезным испытаниям. Месяц начался сильным ветром и снежной бурей, которая длилась целые сутки и наполовину занесла снегом дом Красной скалы. При этом мы сожгли за сутки только 16 мер угля, каждая весом в среднем 1 3/4 фунта. Я не знаю другого примера, когда какое-либо полярное жилище так хорошо согревалось таким небольшим количеством топлива. Время от времени слышались просьбы открыть дверь, чтобы проветрить жарко натопленную комнату, хотя, казалось бы, все должно было быть наоборот. Наше жилище оказалось очень удачным, и под его сенью мы чувствовали себя защищенными от самых свирепых полярных бурь.

8 декабря мы наблюдали сразу два северных сияния, на небе показалась луна, после одиннадцати дней отсутствия мы снова увидели ее серебряный блеск над утесами Красной скалы, ее свет падал на северный берег бухты. Спустя два дня она опять в полном блеске была с нами.

19 декабря начались метель и сильный ветер, которые не прекращались всю ночь до обеда следующего дня. Ветер нанес и спрессовал снег так, что он стал почти таким же твердым, как мрамор. И это был хороший знак с точки зрения нашего санного путешествия весной по внутреннему льду. 21 декабря на северо-востоке мы увидели падающий метеорит, а немного позже над утесами за домом по. явился еще один, оставлявший за собой красно-зеленый хвост. 21 декабря, самый короткий день в году, мы встретили троекратным «ура!», чтобы приободрить солнце, возвращавшееся на горизонт.

К сожалению, нам не удалось избежать пиблокто – смертельной болезни гренландских собак, которая время от времени грозила лишить бедных туземцев одного из их самых ценных ресурсов. Около 30 лет назад в южной Гренландии разразилась настоящая эпидемия пиблокто, и именно по этой причине доктор Хейес не смог купить так нужных ему в тот момент собак. Противоядия этому заболеванию не найдено, хотя масштабы его, к счастью, обычно невелики. Животные, пораженные пиблокто, начинают беспрестанно выть, кусать своих сородичей, отказываются от пищи. Чаще всего они умирают в конвульсиях в день приступа. Собака Аннауки взбесилась, и прежде чем мы поняли это и убили ее, она искусала двух моих молодых собак так сильно, что, вопреки усилиям доктора Кука, мы потеряли обеих. Собаки, как я уже отмечал, занимали важное место в моих планах, и меня очень огорчила потеря двух животных. Единственное утешение – их шкуры послужили мне материалом для отличной пары штанов.

До наступления декабря у нас сформировалась целая колония туземных работников. Мегипсу и другие женщины занимались шкурами и пошивом одежды из них. Отец Том и Аннаука скоблили шкуры. Отец Том приносил пользу и в доме, подметая пол и наводя время от времени порядок. Он часто говорил, что хотел бы пойти с нами, но затем его планы изменились. Отец Том – один из самых примечательных эскимосов, с которыми нам довелось общаться, и потому вполне заслуживает, чтобы рассказать о нем поподробнее.

Эскимос по имени Кайоападу был братом Иквы; для краткости мы называли его Кайо, а я прозвал Отцом Томом. Брат привел его к нам в конце ноября из Омануи, и он сразу стал незаменимым членом колонии Красной скалы. Деятельный и сговорчивый, готовый оказать услугу, хорошо и быстро понимавший, в отличие от большинства туземцев, что от него хотят, он быстро заслужил наше хорошее расположение к себе.

Кайо взял на себя заботу о большой комнате, он буквально бежал за щеткой, когда видел малейшую пыль или мусор и постоянно напоминал соплеменникам, чтобы они не несли грязь во «дворец великих белых людей». Он рассказывал, что жизнь в иглу брата не доставляла ему удовольствия: дом был слишком мал, а брат слишком много разговаривал, и эта болтовня утомляла его. Поэтому Кайо спросил у меня, можно ли ему спать у нас на полу. Я дал ему пару одеял и позволил расположиться в углу большой комнаты. Утром он заботливо складывал свои одеяла и клал в пустой ящик снаружи.

Однажды к нам пришла вдова по имени Кляйю со своими тремя дочерьми. Они пробыли у нас всего несколько дней, но и этого было достаточно, чтобы Кайо влюбился во вдову, и в один прекрасный декабрьский полдень, когда небо было усеяно ярчайшими звездами, он неожиданно заявил, что у него есть дела на юге и ушел вместе с Кляйю. Он сказал нам, что пойдет за своими оленьими шкурами и вернется после десяти «синнипа», т. е. ночей.

Однако прошло почти десять раз по десять «синнипа», прежде чем мы снова увидели его услужливое лицо. Он, казалось, чувствовал себя не совсем хорошо, когда снова, неспокойным мартовским днем, показался около дома Красной скалы, Немного позже в лагерь вместе с дочерьми пришла и вдова, точнее, теперь уже жена Кайо. Они поселились у Красной скалы, которая была для них домом до тех пор, пока в августе мы не уплыли отсюда на «Коршуне».

За время отсутствия Кайо мы услышали о нем несколько интересных историй. Надо сказать, что отзывы об этом человеке по большей части были совсем нелестными. Многие туземцы относились к нему с боязнью и даже ненавистью. Говорили, что он убил одного соплеменника и двух своих жен, а также что был ангакоком – колдуном, обладающим большой силой.

Кайо вернулся совсем другим человеком. Может быть, это случилось потому, что боялся потерять мое доверие из-за слишком долгого отсутствия. Мы узнали, что он был подвержен приступам безудержного гнева, во время которых, казалось, полностью терял контроль над собой. Раз или два во время этих приступов он сильно ранил ножом свою жену. Однако впоследствии, будучи погонщиком собак во время моего санного путешествия вокруг залива Инглфилда, когда мы прошли двести пятьдесят миль, он был совершенно спокойным и внимательным к нашим пожеланиям, как моим, так и миссис Пири.

В то время как мы с Аструпом отсутствовали, отправившись в путешествие по снежному покрову к океану, Кайо вновь почувствовал себя могущественным ангакоком, он часто впадал в летаргический сон, сопровождавшийся видениями, – перед ним словно наяву представал великий простор внутреннего льда. Затем, вернувшись, так сказать, в свою телесную оболочку, он потчевал миссис Пири рассказами о том, что видел далеко на севере одинокого белого человека, медленно бредущего к югу и что этим путником был я. Его репутация могущественного ангакока была безнадежно испорчена, когда, вопреки его предсказаниям, я вернулся. Незадолго перед тем, как я снова оказался в лагере, он грозился убить свою жену и ее почти взрослую дочь. Бедные женщины были так перепуганы, что ушли в дальнее поселение, и он несколько недель не мог найти их и уговорить вернуться к нему.