Шракбек Кабылбаев - Синие шинели Страница 41

Никто не видел, как темная фигура, крадучись, подобралась к землянке, где лежал Троянов. Караульный в это время ушел погреться. Через несколько минут человек с тяжелой ношей на спине показался на пороге, скользнул между деревьями сада и исчез в густой завесе падающего дождя.

Александр пришел в себя. Темное бородатое лицо склонилось над ним. «Сволочь! Не скажу ни слова…» Но бородатое лицо, улыбаясь, склонилось еще ниже.

— Товарищ… Это я. Не узнаешь? — Лицо старого таджика, снабдившего Троянова и его товарищей одеждой, осветилось слабым огоньком коптилки. Троянов облегченно закрыл глаза…

Днем и ночью таджик не отходил от раненого. Присыпал раны кизячным пеплом, отпаивал травяными настоями.

Могучий организм Троянова победил. Уже мог он, кривясь от боли, подползать к порогу, прищуривая отвыкшие от света глаза, смотреть в степь. Дело шло на поправку.

Однажды старик вбежал в хату взволнованный.

— Саша! Конец бандитам. Вокруг аула много-много красных бойцов…

14 ноября 1929 года в район Бостандыка на помощь милицейскому отряду Сурдушкина прибыли курсанты Ташкентской школы красных командиров имени В. И. Ленина.

Заметались окруженные со всех сторон басмачи. Зло и жестоко расправлялись они с жителями аула, пытавшимися наладить связь с бойцами милиции и курсантами.

— В этот же день к вечеру басмаческая группа была разбита, — рассказывает Ерназар Усманов. — Сашу Троянова мы нашли во дворе. С первыми же нашими выстрелами он взял охотничье ружье у старика и выполз во двор, чтобы помочь нам. Но сил хватило лишь на полдороги. Так и застали мы его лежащим во дворе возле колодца с охотничьим ружьем в руках. Он отлежался в госпитале, выздоровел. Его мужество и храбрость стали легендой. Немало опасных преступников помог он задержать. Погиб Александр Троянов в схватке с вооруженным уголовником. Ему не успело исполниться и двадцати семи лет.

Начало коллективизации. Кулаки яростно сопротивлялись новым порядкам. В только что организованных колхозах не хватало семян, под угрозой срыва был сев весной тридцатого года. Кулачье не хотело расставаться с зерном, запрятанным в погребах и ямах. Перестали поступать сводки о поставке хлеба и семян из Сузака. А ведь на этот район в Чимкенте возлагали большие надежды.

В те тревожные дни в маленькой конторке «Коопхлеб» собрались на экстренное совещание активисты. Лица присутствующих хмуры и сосредоточены.

— Почему они молчат! — Александр Григоренко — председатель правления «Коопхлеба» — от досады даже ударил по столу. — Четвертый день ни слуху, ни духу…

— Связь с Сузаком оборвалась, — сказал входя Василий Ливенцов — заместитель Александра Георгиевича. — Я только что был на почте.

— Придется ехать.

Григоренко поднял на заместителя покрасневшие от бессонницы глаза.

— И ехать придется тебе, Вася. Надо узнать, в чем дело, и на месте принять все меры, чтобы выполнить план по поставкам.

Ливенцов по-военному подтянулся и поправил ремень старенькой гимнастерки.

— Есть, Александр Георгиевич. Когда выезжать?

— Завтра утром.

Однако к утру намеченный план пришлось изменить. Забывшегося в тяжелой дремоте Ливенцова разбудила жена.

— Вставай, — тревожно шепнула она. — Александр Георгиевич пришел.

Было еще темно. Григоренко взволнованно ходил по комнате.

— Еду с тобой, Василий.

На вопросительный взгляд Ливенцова отшутился: «Вдвоем веселее…» И шепотом, так, чтобы не слышала возившаяся у печки жена, торопливо бросил:

— Собирайся быстрее. По дороге расскажу.

Ливенцов взял приготовленную котомку, поцеловал жену: «Я скоро. Не беспокойся», — и они вышли на улицу.

— Ну вот, Вася… Придется повоевать. В Сузаке вспыхнул басмаческий мятеж. Сейчас мы идем на вокзал. Там формируется отряд из работников милиции и активистов города.

В вокзальном зале ожидания было уже много народу, Знакомые лица боевых товарищей — все участники сражений на фронтах гражданской войны — Сурдушкин, Усманов, Исаев, Клоков, Трегубов, Аузен, Нестеренко….

— Гвардия! — подумал Григоренко, с удовольствием и гордостью наблюдая, как спокойно и деловито разбирают товарищи сложенные на скамьях винтовки, привычными руками проверяя затворы, крепления ремней и штыков.

На одну из скамеек поднялся Исаев — работник Сыр-Дарьинского окрфинотдела.

— Становись! — раздалась команда. Бойцы выстроились. — Слушать меня! Я назначен командиром отряда. Мой заместитель — товарищ Сурдушкин.

Исаев кратко рассказал о боевом задании. Предстояло проехать по железной дороге до ближайшей к Сузаку станции, форсированным маршем подойти к Сузаку и подавить мятеж.

— Друзья! — предупредил товарищей Сурдушкин. — Сейчас выступаем. Не вам рассказывать, как следует вести себя в боевой ситуации. Но прошу иметь в виду, что к отряду басмачей примкнуло немало людей, обманутых и запуганных бандитами. Одна из наших главных задач — попытаться разъяснить людям их ошибки и склонить их к отказу от вооруженного сопротивления. Оружие применяйте только в крайнем случае, когда иного выхода нет.

К назначенной станции прибыли лишь к концу следующего дня. Было решено за ночь пройти к аулу Чулак-Курган, преодолев, таким образом, половину расстояния. Сформировали разведывательную группу под командованием Григоренко. Добровольно вызвались идти в разведку Ерназар Усманов и Василий Ливенцов.

Разведчики оседлали коней, выделенных для них местным конесовхозом. Сурдушкин подошел к склонившемуся над картой Григоренко.

— Ну, Александр Георгиевич, в добрый путь. Рейд ваш будет опасным. Береги людей и себя.

— Буду беречь и людей, и себя, — улыбнулся Григоренко. — А что касается опасности, то ведь все мы понюхали пороху еще в гражданскую.

Исаев и Сурдушкин крепко пожали руки отъезжающим. Через несколько минут всадники скрылись за окружавшей станцию ивовой рощей.

— Вроде и нет особых причин, — сказал Исаев, — а чувство такое, будто не увидим мы больше этих ребят…

Часа через полтора отряд Исаева в походном порядке выступил в направлении Чулак-Кургана. Путь был тяжелым. Чтобы не демаскировать себя, двигаться приходилось ложбинами и впадинами, полными вешней воды и нерастаявшего снега. Намокшие сапоги бойцов тяжело хлюпали по раскисшей глинистой почве. Особенно трудно было тем, кто нес станковые пулеметы и ящики с патронами и гранатами. Пулеметы решено было не разбирать из-за возможности внезапного нападения басмачей. Несли пулеметы на носилках, меняясь каждые полчаса. Видно было, что люди устали. Всех тревожила неизвестность.