Борис Грибанов - Фолкнер Страница 42

"И вот что вызвало ярость Джейсона, — писал Фолкнер в "Дополнении", — кровавую непереносимую ярость, которая в ту ночь и с не меньшей силой вспыхивая в последующие пять лет заставляла его серьезно думать, что когда-нибудь она погубит его, убьет мгновенно как пуля или молния; что, хотя у него украли не ничтожные три тысячи, а почти семь тысяч, он даже не может сообщить о них, он не только никогда не сможет восстановить справедливость — он не хотел сочувствия — за несчастье иметь шлюху сестру и шлюху племянницу, он даже не мог требовать, чтобы ему вернули эти деньги. Потому что он потерял четыре тысячи долларов, не принадлежавших ему, и он не мог даже вернуть принадлежавшие ему три тысячи, поскольку первые четыре тысячи не только принадлежали по закону его племяннице, как часть денег, присланных на ее содержание ее матерью за последние шестнадцать лет, они вообще не существовали, они официально считались истраченными в ежегодных отчетах, которые он представлял как опекун, так что у него украли не только украденное им, но и его сбережения, и обокрала его же жертва: у него украли не только четыре тысячи долларов, ради которых он рисковал тюрьмой, но и три тысячи, которые он скопил ценой жертв и отказа от всего, иногда по монете, в течение почти двадцати лет; и это — сделала не просто его жертва, а ребенок, даже не зная и не задумываясь, сколько она там может найти… более того, он не смел преследовать девочку, потому что он мог поймать ее и она стала бы говорить, так что его единственным утешением остался безнадежный сон, заставлявший его метаться и потеть по ночам два, три и даже четыре года после случившегося, пока он не забыл это: как он неожиданно ловит ее, набрасывается на нее из темноты, прежде чем она успела истратить все деньги, и убивает ее раньше, чем она успевает открыть рот".

Большинство поступков Джейсона, которые на первый взгляд представляются логическими и имеющими практический смысл, на поверку оказываются иррациональными, лишенными всякого смысла. — И не случайно старый негр Джоб, работающий в той же лавке, что и Джейсон, говорит ему: "Слишком вы хитрый. Вас во всем городе нету хитрей. На что уж тут есть человек, сам себя кругом пальца обведет, а вы и его в дураках оставляете".. А когда Джейсон спрашивает Джоба: "Это какой такой человек?", — тот отвечает: "Мистер Джейсон Компсон".

Джейсоном все время движет сильнейшая внутренняя ярость, полностью не контролируемая им, ненависть ко всем окружающим, недоверие ко всем и убежденность в собственном уме. Эта самовлюбленность, доведенная до крайности, превращается в саморазрушение. Тема утраты и распада достигает в третьей части романа своего апофеоза, и становится ясным общий ее смысл. Джейсон воплощает собой ту действительность, которую его брат Квентин не может принять. В этой части Фолкнер показывает утрату любви и сострадания, торжество эгоизма, характерные для современного человека. Эта часть становится горьким обвинением современному обществу, его коммерческой сущности, его бесчеловечности, его отказу от подлинных гуманистических ценностей. Отрываясь от этих ценностей, современный человек становится Джексоном Компсоном, яростно гоняющимся ни за чем, жизнь которого полна шума и ярости, которые ничего не значат.

Эту часть романа, часть Джейсона, Фолкнер определял как контрапункт к первым двум частям. Когда третья часть была завершена, перед) писателем встала новая проблема: "К этому моменту все окончательно запуталось. Я понимал, что работа далека от завершения, и я вынужден был написать еще одну часть глазами постороннего человека, которым стал автор, чтобы объяснить, что же произошло в тот день".

Можно предположить, что Фолкнер, решив написать четвертую, заключительную, часть "Шума и ярости", руководствовался не только желанием уточнить и разъяснить сюжетную канву романа, но и иными соображениями. Возможно, что он чувствовал потребность противопоставить атмосфере отчаяния и утраты, доминирующей в первых трех чаотях, нечто утверждающее, способное возродить веру в человечность, доброту, сострадание, веру в, то, что не поддается разрушающему влиянию современной механической цивилизации с ее торгашеским, бездуховным началом.

Говоря о самых дорогих ему образах, которые он придумал, Фолкнер заявлял: "Один из этих образов негритянка Дилси в "Шуме и ярости", которая оберегает разлагающуюся семью, распадающуюся на ее глазах. Она' поддерживает эту семью без всякой надежды на какую-то выгоду, она делает все, что в ее силах, потому что она любит этого несчастного ребенка-идиота, которого никто, кроме нее, не защитит".

Дилси за свою долгую жизнь служила нескольким поколениям Компсонов. Она застала расцвет этой семьи и теперь является свидетелем конца. Как горестно говорит она: "Я видела первых и вижу последних". Но она продолжает быть верной этой семье, с которой связала ее судьба, потому что в этом она видит свой нравственный Долг. Дилси, а не миссис Компсон скрепляет, пока это возможно, разрушающуюся семью, она заботится о том, чтобы все в доме были сыты, чтобы никто не обижал бедняжку Бенджи, она старается охранить Квентину от издевательств Джейсона. В ней живет не осознанное ею самой чувство моральной ответственности, и поэтому в ней гораздо больше человеческого достоинства, чем у тех, кому она служит.

Дилси не способна мыслить абстрактными категориями, она просто ощущает себя ответственной перед людьми и перед жизнью. Характерно, что, когда в центральном эпизоде четвертой части — пасхальном богослужении в негритянской церкви — дочь говорит Дилси, что люди недовольны, что она привела в церковь для негров белого Бенджи, та отвечает:

"Знаю я, какие это люди. Шваль белая, вот кто. Мол, для белой церкви — он нехорош, а негритянская — для него нехороша.

— Так ли, этак ли, а люди говорят, — заметила Фрони.

— А ты их ко мне посылай, — сказала Дилси. — Скажи им, что господу всемилостивому неважно, есть у него разум или нет. Это только для белой швали важно".

Дилси простая и необразованная женщина, но она представляет собой поразительный контраст бесплодному и обреченному философствованию мистера Компсона и Квентина, бессмысленной и бесчеловечной логике Джейсона. Выписывая образ Дилси, Фолкнер явно старался убедить читателей, что в сердце, а не в уме спасение человечества. И отсюда стойкость Дилси, ее способность "прощать других во имя любви, вынести слабость и страдание". Дилси оказывается единственным персонажем романа, который может совладать с жизнью.

В 1955 году в Виргинском университете студенты, ссылаясь на речь Фолкнера при вручении ему Нобелевской премии, в которой он выразил свою веру в человечество, в то, что человек "не только вынесет, но и восторжествует", спросили его, считает ли он, что такое ощущение рядовой читатель вынесет после чтения "Шума и ярости". Фолкнер сказал: "Я не могу ответить на этот вопрос, потому что я не знаю, что выносит рядовой читатель после чтения книги… Но, по-моему, да, это именно то, о чем я говорил во всех книгах и что мне не удалось сказать. Я согласен с вами, что мне это не удалось. Но это то, что я пытался сказать — что человек восторжествует, вынесет, потому что он способен на сострадание, на честь, на гордость, на выносливость". И в подтверждение этой мысли в отношении "Шума и ярости" он сослался на Дилси: "И все-таки в этой семье была Дилси, которая скрепляла семью и будет продолжать скреплять, не требуя никакой награды".