Анна Тимофеева-Егорова - Держись, сестренка! Страница 42

— Толя, сынок! Я старый авиационный инженер. За свою жизнь всякого насмотрелся, но такое вижу впервые.

Мало того, что ты летел не на самолете, а на развалине, еще ведь и посадил с блеском! Честь и хвала тебе! — И Куделин тут же обратился к комсомольцам:

— Постараемся, ребята? Исправим?..

Это обращение старшего инженера полка сыграло добрую роль. Было сделано невозможное — штурмовик, управляемый летчиком Бугровым, через неделю поднялся громить врага. Вместе с комсомольцами самозабвенно трудились по ночам и коммунисты — инженеры эскадрильи Притыка, Шурхин, Степанов, другие. Все знали, что каждый восстановленный самолет, каждый его боевой вылет — это смерть десяткам фашистов.

В напряженной боевой работе комсомольцы полка находили время и для разрядки, отдыха. Член комсомольского бюро воздушный стрелок Женя Бердников был неутомимым и постоянным организатором полковой художественной самодеятельности. Весельчак, заводила, он часами мог рассказывать всякие небылицы и анекдоты. А когда, выпучив глаза, вывернув ноги носками в стороны, Женя начинал вытанцовывать, подражая Чаплину и напевая его песенки из кинофильмов, от смеха удержаться было просто невозможно!

Как-то в клубе станицы Тимашевской Бердников предложил поставить скетч Леонида Ленча «Сон в руку». Большинство ролей участники самодеятельности брали с охотой, но вот роль бесноватого фюрера никто не соглашался играть. Пришлось взять ее на себя комсоргу Римскому. Постановка получилась удачной, и тогда ее решили показать местному населению.

Концерт в клубе шел хорошо. Механик Ваня Куликов исполнил танец «Яблочко», затем с оружейницами Ниной Пиюк и Дусей Пазаркиной — «Русский перепляс». Маша Житняк и Вася Назаров читали юмористические рассказы. Бердников с Паниной спели «Огонек» — аккомпанировал им летчик Павел Евтеев. Всем понравилось, как Вадим Морозов прочитал стихотворение «Жди меня». Затем начался скетч «Сон в руку», и вот в момент разговора Наполеона с Гитлером в зале при полной-то тишине раздалась громкая брань и в Гитлера на сцену полетел какой-то предмет. Клуб взорвался хохотом, но артисту было уже не до смеха. Ему досталось от удара галошей, а главное, с головы слетел парик с известной на узком лбу челкой. С тех пор скетч больше не ставили: некому было играть презренную личность.

А тогда в клубе после концерта к Римскому подошел очень пожилой человек и стал извиняться:

— Сынок! Прости меня, не хотел я тебя обидеть. Вот Гитлера задушил бы своими руками! Ведь фашисты расстреляли двух моих братьев, сожгли дом…

Как было не понять это человеческое горе!..

16 сентября 1943 года наши войска освободили Новороссийск.

9 октября от фашистов была очищена коса Чушка и высажен десант севернее Керчи, на полуостров Еникале.

Высадили десант и на Эльтиген. Сейчас на картах нет такого населенного пункта — Эльтиген — ость Геройское. А тогда, в ночь на 1 ноября сорок третьего, в штормовую непогоду, когда огромные волны бешено бились о каменистые берега, высаживался туда бесстрашный десант. Тридцать с лишним километров от Тамани до Эльтигена предстояло проплыть им через Керченский пролив на утлых / суденышках. Тридцать с лишним километров под нескончаемым артобстрелом, в лучах прожекторов…

Мы, летчики, ничего еще о десанте на Эльтиген не знали. Погода стояла нелетная, все наши полевые аэродромы раскисли. Попытались было взлетать, но не смогли: шасси уходили в землю по самую ступицу. Только седьмого ноября удалось нам включиться в боевую работу.

Группу тогда повел штурман полка майор Карев, Перед вылетом он инструктировал нас: на разбеге не тормозить, иначе шеститонный штурмовик завязнет, зароется в грязь и может перевернуться; шасси могут не убраться, так как гондолы их при разбеге забьются грязью, а если и уберутся, то, возможно, не выпустятся перед посадкой — грязь засосет. Тогда шасси нужно выпускать с помощью аварийной лебедки — сделать тридцать два оборота правой рукой, а управлять самолетом левой. Карев предупредил, чтобы взлетать всем с закрытой бронезаслонкой маслорадиатора и сразу же после взлета открыть ее, иначе грязью залепит соты масляного радиатора и мотор перегреется, откажет.

И мы пошли на взлет. Под плоскостями летела сплошная грязная жижа. Вырваться из ее объятий удалось не всем. Из девятки самолетов на боевое задание поднялись семь машин — две скапотировали на разбеге.

Маршрут наш лежал на Эльтиген. По карте между озерами Чурбашское и Тобечикское, там, где прибрежные холмы подходят совсем близко к морю, у их отрогов, на низком песчаном берегу, и находился этот рыбацкий поселок. Почти рядом с Эльтигеном, чуть севернее его, располагался порт Камыш-Бурун. В порту базировались фашистские боевые корабли. Но мы на этот раз везли не бомбовый груз, а контейнеры с боеприпасами, продовольствием, медикаментами. Штормовая погода не позволяла быстро переправить на пятачок подкрепление, это ослабило снабжение Эльтигенского десанта. И нашей задачей было сбросить им груз точно на пятачок.

Чтобы не ошибиться, требовалось учесть все — силу, направление ветра, скорость своего самолета, а с земли фашисты били по нас из всех видов оружия — одновременно надо было и отстреливаться от них.

О том, что творилось тогда на плацдарме, спустя годы рассказал мне Герой Советского Союза генерал-майор Василий Федорович Гладков, участник боев на Малой земле, затем командир 318-й стрелковой дивизии, возглавлявший десант на Эльтиген.

…Расстояние между нашим десантом и фашистами сужалось. Немцы бросили против нас все силы — и танки, и самоходные орудия, и минометы, и пехоту. И тут, после долгого перерыва, вновь заработала артиллерия с Тамани.

Затем прилетели штурмовики и поставили дымовую завесу, словно туманом затянувшую берег.

Контейнеры с боеприпасами, продовольствием и медикаментами мы сбросили десантникам на Эльтиген точно. Теперь летаем с очищенного от гитлеровцев Таманского полуострова на Керченский.

Как-то мне приказали вести шестерку штурмовиков в район Баксы, что севернее Митридата. Конкретной цели не дали, и нужно было пролететь вдоль линии фронта, самим найти объект для удара и поработать всей группой.

И вот летим. Я настойчиво повторяю для ведомых по радио одно и то же: «Маневр, маневр, маневр!..» И сама не дремлю — то бросаю штурмовик по курсу, то убавляю, то прибавляю скорость. Я знала, что если ударят зенитки, то мне, как ведущей, достанется больше всех.

И они заговорили. Невольно мелькнуло в сознании: значит, что-то таится внизу. Присмотрелась, а там, в садах, замаскированные танки! Пикирую. В прицеле танк. Выпускаю эрэсы. —

С, маневром в атаку! — кричу по радио ведомым.