Лали Морошкина - Я, президент и чемпион мира Страница 42

— Ты будешь моей, только моей, и отныне никогда никуда без меня не пойдешь, — таков был вердикт сына земли — родины Сталина.

Трудно передать чувства, которые я тогда испытывала: страх, счастье, надежда и беспомощность, перемешанные друг с другом, создавали неописуемую картину, букет непередаваемых чувств.

Я ведь ничего о нем не знала…

Дорога из ресторана в село казалась туманной и бесконечной.

— Лалусик, ты меня извини, но эти спортсмены все криминалы, — бурчал Зура. — В какую дыру мы поехали, а если он нас похитит? Ты знаешь, что Цхинвали отсюда в семи километрах. Что тебя свело с ума? Ну что ты вечно ищешь приключения на свою жопу?

— Ну да, — поддержала его Манана. — Лолик, базара нет, я пойду за тебя и в огонь, и в воду, но, может, он и вправду нас похищает?

Я уже жалела, что оставила Тею в Гори.

Молчал только Эрэкле и на всякий случай не выпускал из рук самодельный перочинный ножик. Я понимала, что за мысли вертятся у него в голове, и уважала его безграничное ко мне терпение. Молчание Эрэкле было гораздо красноречивее. Он громко «думал».

О чудо! Неожиданно осветилось небо, точнее, в свете фар автомобилей предстало великолепное зрелище: огромное спортивное сооружение, гостиница и теннисный корт были похожи на закрытый европейский клуб. Где мы? — возник одновременно у каждого из нас естественный вопрос.

— Это моя собственность, — объявил Георгий, — село Вариани.

— Родина Гогебашвили? (Якоб Гогебашвили — автор первого грузинского учебника грузинского языка. — Л.М.) — пробормотала удивленная увиденным Козакова.

— Да, и моя тоже, входите, пожалуйста.

В гостинице нас ждал выстроившийся в шеренгу обслуживающий персонал. Обильно вспененные ванны, заваленный деликатесами стол, красивое постельное белье и биллиард окончательно протрезвили членов моей команды. Конечно же, «свечи и кипятильник» оказались канделаковской шуткой.

— Хотите, покажу вам свое озеро? — спросил Канделаки.

У меня было такое чувство, что сюрпризы никогда не кончатся.

Варианское озеро, словно окутанное тайной, представляло собой восхитительное зрелище, особенно на рассвете, когда туман соединился с небесным сводом.

— Здесь была мусорная свалка, а я ее очистил, — сказал Георгий и прижал к себе меня, дрожащую от утреннего холода.

На сон оставалось всего два-три часа, но впечатление того стоило.

— Кажется, ты попалась, — сказала приготовившаяся ко сну Манана. — Да, понятно, в этой ситуации сдержать себя — равноценно подвигу, но давай не будем опережать события. Может быть, все это наутро покажется вчерашним сном? Завтра нам предстоит проделать вместе большой путь, ты ведь знаешь, что в дороге все проясняется. Не спеши!

На рассвете мы расселись по машинам и тронулись в путь. Дорога была длинной и тяжелой. Я сидела рядом с Георгием и с удовольствием отмечала, что вчерашнее совсем не оказалось сном. Рамазу и Георгию, исходя из их размеров и веса, каждые три часа хотелось перекусить. От обилия пищи мы уже с трудом дышали. За нами следовала загруженная продуктами маршрутка.

Самцхе-Джавахети оказался неизвестным «островком». В пунктах по обмену валюты меняли доллары на рубли и наоборот. В киосках прессы продавались газеты только на армянском и русском языках. Грузинский язык здесь даже не понимали.

Встреча состоялась, население опротестовывало вывод российской военной базы. Если не россияне, то кто? Войска НАТО? Следовательно, Турция? — спрашивали местные жители и планировали выйти единым фронтом против устроителей геноцида. После часовых переговоров армяне уверовали, что никакие турки сюда не войдут, и никто не собирается оскорблять их прошлое. Гостеприимные хозяева накрыли стол, обещали проводить нас до монастыря Фоки и сделать комментарии для телевидения.

Армяне своё слово сдержали, — через несколько часов центральные грузинские телеканалы передавали сюжеты о визите нашей делегации. Конечно, в эфир пошли и интервью, записанные прямо у монастыря.

— Мы — граждане Грузии, живем здесь, и здесь будут жить наши дети. Грузия — наша Родина! — таким был лейтмотив выступлений выросших на грузинской земле армян.

Ребята тем временем снабдили дровами на зиму монастырь, а позже мы зажгли свечи за спасение наших душ.

— Дай мне слово перед иконой Святого Георгия, что мы всегда будем вместе, — прошептал Георгий.

— Если ты хочешь, — дала я необычный для себя ответ.

После благословения насельниц монастыря мы двинулись в обратный путь.

— Молодчина! — позвонил мне Саакашвили. — Попала в «десятку», обязательно проведем пресс-конференцию, хорошо, если на ней будет присутствовать и духовенство.

Несмотря на то что мероприятие прошло великолепно, я возвращалась в Тбилиси с тяжелым, двойственным чувством. Выбор был прост: или банальный тбилисский быт, или поиск нового, нового, которое звалось таким многозначным именем — Георгий Канделаки.

«Бабу»

Пресс-конференция состоялась. Миша Саакашвили, как и обещал, прислал соратника по партии, Петре Цискаришвили, а я пригласила батюшку Ростома.

Разговор о том, что армяне — наши братья и являются частью населения Грузии, на первый взгляд был банальным, но, с другой стороны, очень важным, ведь мы живем еще в стране, где для того, чтобы чего-нибудь достичь, нужно сменить фамилию. Кто сказал, что строители красивейших уголков Тбилиси — Ватного ряда, Сололаки, меценаты Манташев или Мелик-Азарянц были менее достойными тбилисцами? Но у псевдогрузинского чванства нет границ, тем более, когда некоторые «арийцы» сами являются носителями фамилии, приобретенной за 200 лари. Вот тогда держись, начинается битие в грудь и утверждение: «Именно мы — настоящие грузины!»

Отец Ростом был другом детства Талеса, он крестил обоих моих детей, и в период бедствий я обращалась именно к нему. После мероприятия я осмелилась его спросить.

— Батюшка Ростом, у меня личная проблема, если можно, побеспокою вас.

— Дитя моё, если тебя кто-нибудь обидел, я сниму свою анафору, и горе обидчику, если на душе неспокойно, приходи в храм Божий, поговорим. Но одно я скажу уже сейчас, а ты пойми, как сочтешь необходимым: «Не мечи бисер перед свиньями…»

«Душевное беспокойство»? Скорей расстройство, некогда сильная, я точно с ума сходила, и в чьих руках была моя душа?

А в суть сказанного отцом Ростомом я вникла позднее.

Начался мой второй по счёту бракоразводный процесс. Я поклялась, что никогда ни с кем больше не попаду в юридический капкан. Бюрократическая система требует многого, но не дает ничего, кроме боли и конфуза. Это проклятое бракосочетание все только портит. Ну что хорошего приносит штамп в паспорте, ведь это обычное клеймо? Хорошее дело БРАКом бы не назвали.