Александр Арефьев - Были и былички Страница 42

1969". Я ткнул себя пальцем в грудь и объявил: "Вьетнам, 1965 -

1970". Мужик орлом вскочил из-за стола на свои протезы и уставился на меня. "Всё, – подумал я, – сейчас будет бить…". "А не ты ли, мать твою, меня и сбил?" – проревел америкос. "Нет, – спокойно и, как мне казалось, с чувством достоинства, ответил я. – Я представитель сугубо гражданской профессии, работал во Вьетнаме в торгпредстве. Скорее наоборот, это, может, ты влепил в меня своей чёртовой бомбой. У меня была контузия, да и хромаю до сих пор".

Тут американец заключил меня в медвежьи объятия и хрипло прогундосил в ухо: "Врёшь, наверно, мать твою, но я всё равно рад увидеть первого русского с той стороны баррикады!". Затем не терпящим возражений басом заявил: "Вот что, на хер все переговоры, сейчас я созову ребят из "Vietvet" (союз ветеранов Вьетнама) и ты нам прочтёшь лекцию".

Где-то через час мы были в ирландском баре, который оказался постоянным местом сбора ветеранского клуба, председателем которого и был мой новообретённый друг. Собралось человек двенадцать, все здоровые, как черти, в основном бывшие лётчики Фантомов и

Скайрейдеров, от которых и мне приходилось прятаться, зарываясь носом во вьетнамскую землицу. Каждый считал своим долгом облапить меня, хлопнуть с маху по плечу или спине и выпить со мной ирландского виски из фирменной бутылки с красной этикеткой. При этом лётчики обязательно подмигивали мне и задавали вопрос, который можно было бы перевести как "Ну, малый, колись, ведь садились твои ребята за штурвал МИГов?".

Потом все расселись и принялись за зажаренные на открытом огне бараньи рёбрышки, а меня затащили на трибунку, водружённую на стол в углу, и приготовились слушать. Я не стал им рассказывать, что работал со штабом партизанских объединений (Вьетнам, Лаос, Камбоджа) и что занимался поставками всего того, что их убивало.

Задушили бы в дружеских объятиях, но не раскрыл бы тогда ещё бывшую совершенно секретной информацию, что за время войны во

Вьетнам нами было поставлено 2000 танков, 1700 БТРов, 12000 зениток,

158 зенитно-ракетных комплексов "Двина", 700 боевых самолётов, 120 вертолётов, 100 кораблей ВМС. (Сам удивляюсь, как в память врезалось). О величине нашей помощи можно судить по тому, что в день на это дело уходило около 4 млн. их же, американских долларов. И это, можно сказать, цена 4000 душ американских солдат, оставивших свои тела в Индокитае.

Отделался байками о том, как ходил по тропам Хо Ши Мина и увёртывался от их бомб, как стал кровным братом племени мео (коты), тех, кого американцы боялись пуще смерти за их, эту смерть несущие, отравленные арбалетные стрелки, прозванные тихой смертью.

Но на вопрос лётчиков я всё же ответил с полной чистотой – уж больно раздразнили они меня этой темой. Да, – раскололся я, – были во Вьетнаме лётчики-инструкторы, но не больше пятка на все вьетнамские ВВС. И запрещено им было строго-настрого подниматься в воздух во избежание международного конфликта. Да, случился грех. В дни перемирия, когда вьетнамские ракетчики сбили одного из ваших, вы в отместку разбомбили в пух и прах на земле отделение "мигарей" с подопечными пилотами одного такого инструктора. И сердце старого вояки не выдержало – он поднялся в воздух на учебной спарке и предупредил по рации, что не вооружён, но пойдёт на таран.

А потом обложил ваших ребят таким смачным матом, что они, уж и не знаю, как и что поняв, моментально смылись, как нашкодившие коты.

Чтобы спасти бедного инструктора от строжайшего наказания за грубейшее нарушение дисциплины, начальство тут же переправило его к новым ученикам в Каир, где шла война арабов с Израилем. Там он и погиб, царствие ему небесное, под шальной бомбой. И тут, не поверите, все американские ветераны, как говорится на едином подъёме, встали и выпили за упокой души своего коллеги, хоть и с другой стороны баррикады.

А для вас, читатель, ещё добавлю, что знавал я того лётчика, о котором америкосам поведал. И рассказал он мне за рюмкой чая, как бил американцев ещё в небе Кореи, и хорошо их бил. И тогда, да и сейчас, наверно, в силу политкорректности, это вроде как страшная тайна. А в Корее, по словам ветерана, летали без документов, под строгую клятву общаться в воздухе только заученными корейскими фразами. Только что глаза пальцами не растягивали, как в нашем старом анекдоте, чтобы под корейцев косить. Но всё равно узнавали их американцы, разбегавшиеся как цыплята при появлении коршуна, заслышав узнаваемый русский мат среди корейских слов. Ну да ладно, вернёмся к баранам (я не имею в виду американских ветеранов).

Ещё долго не отпускали они меня, требуя рассказать про то, про сё, про пятое-десятое… Судя по многочисленным возгласам "Твою мать!" и слезам, навернувшимся на глаза некоторым ветеранам, я их даже сильно растрогал. Не воспоминаниями о десятках тысяч убитых и покалеченных ими с воздуха людей, а так, вызванными моими рассказами картинами их фронтовой жизни. Потом председатель вручил мне билет почётного члена их ветеранского союза, клубный значок и три бутылки ирландского виски. Провожали меня тёпленького всей гурьбой снова дружелюбными похлопываниями и ласковым матерком, так что вернулся я в отель с отбитыми напрочь плечами и смешанными чувствами в душе.

Недавно отметил юбилей, отметил тихо, без возлияний, криков

"Ура!" и лобызаний. Просто задумался на минутку и сказал себе:

"Старик, стукнуло 40 лет как ты крутишь баранку, с чем тебя, то есть себя, и поздравляю". Внушительный стаж, правда?

Имею право поворчать на шофёрскую невежливость молодых задерганных водил, подтрунить над дорвавшимся до руля "чайником", снисходительно простить невольный водительский грех дамочке, засмотревшейся на себя в зеркальце заднего вида. Давно уже не закипаю по-пустому, не кричу: "Куда прёшь, идиот?", не тискаю яростно клаксон в заторах, не рву огалтело с места, чтобы проскочить на жёлтый, пока спит гаишник.

Всё это было и прошло, а пришло осознание библейской ценности таких истин, как "пропусти дурака", "тише едешь – дальше будешь",

"лучше быть в 7.30 дома, чем в 7.00 в морге". И всё больше проникаюсь пониманием своего железного коня, который столько лет перемещает моё бренное тело в окружающем пространстве.

Вот собака была когда-то диким волком, а потом сроднилась с человеком, став его верным другом да и средством передвижения на

Севере. Так и автомобиль, уже столетие подгоняемый человеком под свой образ и подобие, всё более, как мне кажется, очеловечивается.

Да и изначально он явно срисован с гомо сапиенс.

Судите сами. Колеса – это руки-ноги, рама – скелет, корпус – кожный покров. Спереди два глаза, под капотом, как в грудной клетке, карбюратор – сердце. Мотор, перерабатывающий питание в энергию движения, – желудок, карданный вал – гениталии, система испражнений тоже схожа, и воняет из выхлопной трубы как из нужника. А постоянно усложняющаяся электроника, особенно с внедрением в неё компьютера, всё больше напоминает нервную систему и мозг человека. Почему бы не предположить и возможность зарождения души под капотом от свечной искорки?