Михаил Манакин - Полковая наша семья Страница 42

- Нас? - переспросил я, еще не веря, какое счастье подвалило. Молодцы! Дай я тебя расцелую.

- Да подожди, калужанин, - отстранился артиллерист. - У меня одно орудие, пять снарядов, наводчик и ездовой. Дай пару человек и скажи, куда послать гостинцы.

- Как одно орудие? - разом переспросили Румянцев и Бижуманов.

- А вот так.

Не тратя лишних слов, батареец поднял бинокль, осмотрел особняк и почему-то с удовлетворением причмокнул.

- Крепкий орешек этот особнячок. А пулеметы, наверное, стоят на чердаке?

- Один на чердаке, другой - в подвальном углу здания, - ответил я, показывая, откуда гитлеровцы вели стрельбу.

- Понял, - ответил старший лейтенант и, продолжая еще лежать, вскинул руку к каске, что мне показалось довольно неуместным. - Людей пришлешь вон туда, в овраг, что у разбитой водокачки. Ясно?

- Ясно! - ответил я. - Пошевеливайся только поживее.

- Да, "могучего" бога войны нам прислали, - не сдержался Бижуманов. С ними навоюешь...

Но артиллеристы оказались мастерами своего дела. Вместе с двумя автоматчиками они выкатили пушку на прямую наводку и, спрятавшись за броневым щитом, начали с удивительной меткостью посылать снаряд за снарядом в те оконные проемы, откуда стреляли вражеские пулеметчики. Как только был выпущен пятый снаряд, я вскочил, поднял автомат над головой, дал очередь и крикнул:

- За Родину! Вперед!

Видимо, артиллеристы крепко поработали, потому что мы благополучно преодолели забор. В саду уже было легче.

До разбитых дверей дома оставалось метров двадцать. Стреляя на ходу, наша штурмовая группа окружила здание, человек шесть вместе со мной ворвались в него. Но здесь же в лицо нам ударило несколько взрывов гранат. Я интуитивно отпрянул к стене, надеясь хоть на какое-то прикрытие. Упал Румянцев. Пошатнулся и медленно съехал на дубовый пол сержант Алешин. Вскрикнув, схватился за голову еще один автоматчик. Но основная группа бойцов уже ворвалась на первый этаж. Гранатами, короткой очередью, прикладом мастерски "работал" великан рядовой Калиниченко. Стремительно действовал Алексей Жданов. Потом, после боя, солдаты с гордостью за товарища рассказывали, как геройски он вел себя. Когда Жданову в голову летела немецкая граната с длинной деревянной ручкой, он на лету поймал ее и тут же метко через открытую дверь метнул на второй этаж.

Вот такие были солдаты! И как высоко мы тогда ценили находчивость, смекалку и опыт уличных боев! Как важно было нам верить друг в друга, знать, что товарищ не растеряется, найдет выход из любой ситуации.

Вот и тогда, при штурме особняка, находчиво, стремительно действовал рядовой Трунов. Взобравшись по пожарной лестнице на второй этаж, он меткими очередями уничтожил двух фашистов, которые стреляли вниз, по первому этажу, потом гранатами расчистил путь группе Бижуманова, атакующей с парадного подъезда. А когда сопротивление врага было сломлено, он развернул пулемет, что лежал на чердаке, в сторону соседнего дома и поддержал огнем группу лейтенанта Яцуры, поднявшуюся в атаку.

Быстро темнело. После падения двух сильно укрепленных особняков дела пошли быстрее. Но откуда ни возьмись - новая беда! Смотрю, один автоматчик падает, сраженный пулей, второй... Откуда же стреляют? И понял. Снайперы!

Только мы залегли, чтобы осмотреться, - приказ от командира полка:

- Вперед, Манакин, не задерживайся! Соседи уже на другой берег Западной Двины перебрались.

Действительно, стрелки гвардии капитана Дмитрия Фролова под прикрытием сумерек сумели форсировать реку и захватить плацдарм. Там шел тяжелый бой. Немногим более семи десятков наших бойцов стояли насмерть, сковывая значительные силы врага.

Город во многих местах горел. Вокруг было видно, словно в предвечерних сумерках, хотя шел третий час ночи. С боями мы продвинулись к реке. Доложили об этом Н. Т. Волкову.

- Форсируй немедля! - последовал приказ.

Впрочем, другого я и не ожидал. Здесь же автоматчики связали из бревен плоты, начали переправляться на тот берег. Фашисты молчали. Видно, главные свои силы они бросили против Фролова. Там все небо озарялось взрывами снарядов, мин, гранат. По всему было видно, бой шел жесточайший.

За три рейса нам удалось переправить на противоположный берег всю роту, вернее, все, что осталось от нее. Мы закрепились на захваченном плацдарме, ждали наступления дня и готовились к бою. Я только что выслушал доклады командиров о потерях, прикинул, сколько осталось боеприпасов, чем будем кормить людей. Утешительного было мало. В боеприпасах нуждались остро, на горячую пищу рассчитывать не приходилось. И, самое горькое, потери были ощутимыми.

Прямо скажем, подавленным я обходил людей, чтобы почувствовать их настроение. Только собрался покинуть наши "тылы" - небольшое углубление, сделанное в отвесном западном берегу реки, - как вдруг над позицией послышалась музыка: кто-то перебирал клавиши баяна. И это тогда, когда бой только-только утих, когда на нас в любую минуту могли насесть фашисты. "Некстати все это, - не без досады подумал я. - Ребята только что погибли..." Зашагал на звуки баяна, намереваясь излить свою досаду на незадачливого музыканта. Но чем ближе я подходил, тем легче у меня становилось на сердце: люди слушали музыку. Она им сейчас была необходима. Это надо же, думал я, столько смертей, жестоких испытаний довелось пережить в последние дни, а с какой лирической грустью внимают они голосу баяна! И неплохо кто-то играет...

Откинув плащ-палатку, я согнулся, залез в тесную траншею, превращенную в своеобразный блиндаж. При свете коптилки, склонив голову почти к самым мехам и прикрыв глаза, на баяне играл... рядовой Жданов. Сидящие рядом автоматчики жадно слушали сразу полюбившуюся тогда фронтовикам мелодию: "...До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага".

Баян умолк. Стало тихо. Лишь там, где светилась заревом Рига, рокотала канонада боя.

- Вот что, Жданов, - попросил я, - сыграй нам и "Синий платочек".

Кто-то вполголоса запел. Его поддержали, так же негромко, задумчиво, душевно.

Чтобы скрыть волнение, я откинул полог плащ-палатки и вышел наружу...

"Ачу" - по-литовски спасибо

Утро 17 октября 1944 года было хмурым и холодным. В предрассветном тумане отражались отблески далеких пожаров - это продолжали гореть заводы Риги.

Фашисты так и не показались перед нашей ротой, форсировавшей ночью Западную Двину. Стихли бои и на плацдарме, где целые сутки героически сражался батальон гвардии капитана Фролова, отражая натиск гитлеровского полка, усиленного танками и САУ.

В восемь утра на наш плацдарм переправилась 9-я стрелковая рота, которой командовал гвардии старший лейтенант А. Д. Огальцов, с отделением снайперов. Он сообщил, что вскоре сюда переправится весь 3-й батальон.