Любовь Сирота - Припятский синдром Страница 43

— Спасибо, — сдержанно кивает ему Ирина. — А вы, я слышала, зав. отделением стали?!.

— Да вот, повысили, — виновато улыбается он.

Но, видать, ему очень хочется завоевать ее расположение. И он, присев на край кровати, с подчеркнутым сочувствием и вниманием смотрит на нее, почти как на близкую родственницу.

— Я листал вашу историю, Ирина Михайловна… Мне очень жаль, что состояние ваше ухудшилось… Очень жаль, поверьте!.. Но мы сделаем все, что в наших силах, чтобы вам помочь...

— Правда?!. Я тронута вашим вниманием, Владимир Николаевич!.. Хоть, по всему видно, у вас здесь мало что изменилось…

— Ну почему же, Ирина Михайловна?.. Весна, смотрите!.. Какая чудная весна, — смотрит он в окно. — Вы же весной у нас еще не лежали?!. Гуляйте побольше, дышите!..

— Да я-то гуляю — к сыну, в диспансер, например… И дышу... Я не о том… Посмотрите, Валентина Ивановна уже неделю температурит, и это в больнице!.. И никакого внимания!..

— Да что вы?! Ну-ка, Валентина Ивановна, дайте-ка я вас послушаю!.. — садится врач около Валентины Ивановны, слушает ее. — Ох, ты, Боже мой!.. Какие хрипы!.. Я сейчас медсестру пришлю… И пульмонолога приглашу, чтобы послушал вас… А на ночь баночки вам поставят...

— Спасибо, доктор, — глухо благодарит больная.

— Да. Сейчас медсестра вам укольчик сделает, — уже на ходу добавляет врач, выскальзывая из палаты.

На следующий день Ирина сидит в комнате сестры-хозяйки, удивительно оформленной всевозможными, стоящими и висящими, сказочными персонажами из корневищ, стволов и веток деревьев, а также вазочками, салфеточками и другими поделками здешних больных. Кроме того, красный угол здесь занят иконами, библейскими писаниями и прочей святой литературой.

— Кто знает, Ирочка, может, все так и должно быть?!. Значит, Богу так угодно!.. Все от Бога, милая!.. — говорит чистенькая и вся накрахмаленная сестра-хозяйка. — А знаешь, я еще в прошлом году приметила, что ты крестик носишь… И почти все чернобыльцы теперь с крестиками…

— Ничего удивительного, ведь у нас одна надежда и осталась — на Бога!..

В комнату заглядывает добродушная, круглая, как колобок, пожилая медсестра.

— Ирина, вот ты где, а я тебя везде ищу!.. Кардиолог у нас в ординаторской консультирует... Идем, быстренько…

Ирина входит в ординаторскую после того, как оттуда, кашляя, вышла Валентина Ивановна. Молодая врач, кивнув новой пациентке, еще заканчивает запись в предыдущей истории болезни.

— Садитесь, — роняет она. — Минуточку!..

В комнату бочком входит Владимир Николаевич и, стараясь не обращать внимания на Ирину, кладет перед кардиологом три истории болезни.

— Что это?..

— Это наши сотрудники, я вам уже говорил про них, — склонился он поближе к кардиологу.

— Ах, да! — листает она истории. — Но, Владимир Николаевич, дорогой, я не могу им всем поставить ишемию, — громко говорит она, заставляя тем самым все больше съеживаться заведующего отделением. — Ну, этой — куда ни шло, там холестерин повышен и УЗИ не совсем благополучно… Но вот этой я сама не могу поставить такой диагноз!.. Подойдите к нашей заведующей, если она поставит, то и я... а сама я не могу, извините!..

— Хорошо, хорошо, — покраснев, выдавливает из себя новоиспеченный зав. отделением, выскальзывая из кабинета.

— Ну-с... Теперь займемся вами... Ложитесь, я вас послушаю, — мягко предлагает Ирине кардиолог.

... Сосед с полотенцем на шее, только что вернувшийся из туалета, грузно забирается на верхнюю полку.

— Вы бы все-таки пошли, да и заняли где-нибудь пустую нижнюю полку, — сетует старушка. — Что ж мучиться-то, коль есть возможность ехать удобней...

— Мне, бабуля, наверху удобней, — кряхтит сосед. — Люблю, знаете, сверху быть... Сверху — оно все и всех виднее... А внизу — это не мое кредо, увольте, — ворочается он, устраиваясь.

Ирина смотрит перед собой на тени, блуждающие по купе. Ее знобит. Она пытается подняться, озноб усиливается. Все-таки ей удается сесть. Она выходит и, держась за стенки, идет вдоль вагона в туалет, где сильная рвота ослабила ее еще больше. Но тут подоспела сердобольная старушка и помогает ей вернуться в купе.

— Ложись, я тебя укрою потеплее, — достает она с верхней полки одеяло.

— Бабушка, вы еще одно попросите, пожалуйста... Может, и впрямь, все пройдет, когда согреюсь?!..

— Сейчас, милая! — старушка выходит.

Сверху свешивается голова сонного соседа.

— Тебе бы уснуть сейчас надо, дочка, — вернувшись, ласково говорит старушка, укрывая дрожащую Ирину еще одним одеялом.

— Спасибо. Попробую...

… Ей опять снится все тот же сон, как в густом фиолетовом небе пульсирует далекая звездочка… Все увеличиваясь, она превращается в огненный шар, оставляющий длинный лучистый шлейф… Вспышка… Все небо занимается заревом, которым дышит распахнутый зев четвертого реактора ЧАЭС …

… Еле слышный стон вырывается из ее груди. Поезд мчит ночью мимо какого-то города, мелькают силуэты дымящих труб, больших и малых строений промышленной зоны, т.е. привычный уже пейзаж. Монотонно стучат колеса вагона. По купе блуждают блики дорожных фонарей. На верхней полке похрапывает сосед. Внизу спокойно спит старушка.

Лицо Ирины в испарине. Она мечется в бреду. Стонет. Старушка просыпается, включает свет над своей постелью.

— Дочка, ты меня слышишь?!.. — тормошит она Ирину.

Ирина открывает глаза. Непослушными, опаленными кризом губами она просит:

— Сумочку... мою... возьмите!.. Там адрес… и телефон сестры... В книжке записной — там, где написано «Надя», посмотрите... Если что, — она переводит дыхание, — позвоните... или телеграмму... пожалуйста!.. Скажите… что Денис ждет меня... Пусть она заберет его... если что...

С верхней полки свесилось лицо респектабельного соседа, но вдруг лицо это растягивается в ехидной улыбке начмеда: «А припятский синдром все-таки существует!..» — шипит улыбка. И тает… Появляются глаза… грустные глаза Софьи… А может, Лиды?.. Вот ведь ее черный траурный платок... Нет, это черный мех кота Васьки… Черный кот с голубыми глазами, такими же ясными, как у него — Александра... Да это же Александр!.. Он уходит... все дальше и дальше… А за ним бежит Денис, что-то крича и размахивая руками... Хочет остановить… Поздно!.. Денис поворачивается к ней: «Мама!.. Ну, где же ты, мамааааааааа?!..» — звучит долгое эхо его голоса…

— Саша!.. Денечка!.. Деня... Сынок!.. — бредит Ирина.

Старушка выбегает из купе.

Поезд останавливается. На ночном перроне только дежурная медицинская бригада. Врачи спешат в 12-й вагон, где в коридоре их встречает взволнованная девушка-проводница и сонный начальник поезда.