Геннадий Прашкевич - Станислав Лем Страница 43

Книги Станислава Лема выходили теперь не только в странах социализма.

Писатель заключил договор с Японией на перевод романа «Солярис». Роман «Астронавты» вышел в Италии, Финляндии, Франции и Японии, в США опубликовали «Тринадцатое путешествие Ийона Тихого», там же появилась большая статья о писателе — в «The New York Times». Это радовало. Как-то Лем из газет узнал о том, что самая большая в мире пещера находится в Словении. Как же так? Почему никто не сообщил ему об этом, когда он путешествовал по Югославии? Впрочем, дела складываются хорошо, в той же Югославии намечен выход двух книг, значит, увидим и самую большую пещеру.

Конечно, Лем много читал.

Прежде всего, классика, научно-популярные работы.

Но не пропускал он и современников: Славомира Мрожека, Витольда Гомбровича (1904–1969), Иренеуша Иредыньского (1939–1985). Он не просто читал, он анализировал тексты. Вот Ян Юзеф Щепаньский выпустил сборник рассказов «Бабочка» — Лем тут же сообщает Мрожеку: «Может, лишь двести или триста человек найдётся в Польше, которые смогут при чтении понять, в чём разница между писаниной Путрамента и книгами Яся Щепаньского. Для тебя, Славомир, оккупация Польши была только началом, а для меня — цензурой, потому что, когда она началась, мне было 17 лет. Я вынес из того времени то, что вынес Щепаньский; поэтому не думаю, что “Бабочку” поймут те, кто не знал оккупации»{86}.

А ещё жила в Леме страсть к автомобилям.

В письмах друзьям он посвящал им целые страницы.

27

В 1963 году вышел в свет сборник «Лунная ночь».

Название сборнику дала небольшая пьеса, показанная на польском телевидении. Пьеса эта телезрителям понравилась, и Лем решил написать ещё несколько подобных штудий. Вот парадокс, сама пьеса «Лунная ночь» в сборник не попала — Лем опубликовал её в Польше только в 1976 году. Зато в книге появился новый рассказ о пилоте Пирксе — «Условный рефлекс». (На русском языке этот рассказ, как это ни странно, впервые вышел как раз под названием «Лунная ночь».) Ещё в сборник был включён рассказ «Дневник» («Записки всемогущего»), стоявший там несколько особняком. Из специального предисловия к рассказу следовало, что читателям представлен фрагмент рассуждений не человека, а какого-то мыслящего существа, возникшего в ходе кибернетической эволюции. (Нет, нет, общение с профессором Мечиславом Хойновским не пропало даром. — Г. П., В. Б.) И включена была в сборник очередная (уже пятая) история из воспоминаний Ийона Тихого («Стиральная трагедия») — сатирический рассказ о том, как фирмы, производящие «думающие» стиральные машины, жёстко конкурируя друг с другом, создают поистине неожиданную ситуацию: «умные» стиральные машины начинают вести себя независимо. Понятно, это порождает множество комических неурядиц, вызванных неготовностью человеческого общества рассматривать искусственный разум в качестве самостоятельной личности. Наконец, часть сборника заняли четыре небольшие пьесы: «Верный робот» (о сбежавшем с завода роботе, задавшемся поистине удивительной целью — создать идеального человека), «Путешествие профессора Тарантоги», «Чёрная комната профессора Тарантоги» и «Странный гость профессора Тарантоги» — истории об известном читателям профессоре Тарантоге — друге и давнем соратнике знаменитого звездопроходца Ийона Тихого.

По классификации Каленусианского Космического агентства профессор Тарантога — самый что ни на есть типичный представитель «слаборазвитой расы существ недомыслящих», а попросту говоря, землян. Правда, он путешествует во времени и в пространстве.

В новых произведениях Лем давал себе волю.

«Я включил капацитроны. Требуется определённое время, чтобы набралось достаточно энергии, способной перегнуть пространство. Это указатель потенциала сгиба». Именно так объясняется профессор Тарантога. И совершенно не важно, слышал ли кто-то из читателей слово «капацитрон». Уроки Герберта Уэллса пошли на пользу лучшим фантастам XX века. Хотя время от времени неутомимый Тарантога и некоторыми объяснениями не пренебрегает. «Моя милая, послушайте! — говорит он, например, представительнице некоей далёкой неземной цивилизации. — Мы не можем вам заплатить вашими мурплями, потому что у нас нет таких денег. А нет их у нас потому, что мы прилетели с другой планеты».

В «Непобедимом» такие объяснения звучали бы нелепо, но в пьесе…

Стоит обратить внимание и на призыв: «Замораживайте учёных! Не штуками, а целыми отделами!» Конечно, речь идёт об их спасении. Правда, и тут «гуманитариев в последнюю очередь!» Но как иначе объяснить инопланетянам, что такое человек, что такое разум. Странностей в развитии человека накопилось много. Вот недавно изобретены даже минусовые вкладыши для разума. При подключении их самый умный человек за одну минуту становится абсолютным кретином.

Божественное ощущение!

«ТАРАНТОГА. Вы, наверное, шутите?

ДИРЕКТОР. Что вы! Это общая мечта — хоть на часок, вечером, после ужина…

ТАРАНТОГА. Стать идиотом? Невероятно! Кто захочет стать идиотом?

ДИРЕКТОР. Как кто? Каждый! Неужели вы не понимаете, сколь прекрасен мир кретина?

ТАРАНТОГА. Что вы говорите? Это же убожество духа…

ДИРЕКТОР. Тоже мне! Какое убожество? По-вашему, кретин убог духом? Вы глубоко заблуждаетесь. Душа идиота — райский сад! Человек интеллектуальный намучается вдоволь, прежде чем найдёт нужную книгу, искусство, отвечающее его запросам, женщину, душа и тело которой находятся на требуемой им высоте! А идиот неразборчив, кретину всё равно, лишь бы увиденное взволновало океан его воображения! Поэтому идиот всегда и всем доволен! Интеллектуальный человек в любом случае улучшал бы, переделывал, исправлял, и то ему было бы не так, и это плохо, а кретину всё хорошо, он всем доволен!

ТАРАНТОГА. Но ведь цивилизацию создал разум!

ДИРЕКТОР. А это вы откуда взяли? Простите! Кто начал создавать цивилизацию? Пещерный человек! Вы думаете, наверное, он был разумен? Что вы! Он-то и был полным идиотом, поскольку не отдавал отчёта в том, что творил! Цивилизацию зачинали именно идиоты, а разумные люди потом пользуются последствиями, комбинируют их, ломают себе голову, как вот я за этим столом! Как же скучны все эти модернистские повести, все эти антидрамы, антифильмы… Но что делать, разум обязывает!.. Но вот вечером… После работы… Я надеваю себе такой малюсенький отрицательный протезик, вот он в ящике… И напеваю себе кретинские песенки о ручейке на лужайке, о том, что сердце моё в забвении… И плачу, и стенаю, и так мне хорошо…»

Профессор Тарантога — наш современник.